— Чего тебе? — испуганным шепотом поинтересовалась в щелку.
— Денег дашь? — таким же шепотом, но нагловатым, спросил Лопата.
— Тьфу! — в сердцах я натурально плюнула на косяк. — Иди к черту!
— Сонь. Если не дашь, пойду к его жене и скажу, к кому ее муж ходит. Я его узнал.
Поковырявшись в замке дрожащими от ярости руками, я распахнула дверь и, — откуда только силы взялись!? — схватила Лопату за шиворот, втянула в комнату и стукнула спиной о шифоньер. Распяла по полированной деревяшке и:
— Слушай, Гарик, — прошипела в лицо опешившего наглеца-шантажиста, — сегодня я очень злая. Если ты еще хоть раз заикнешься о деньгах или чужой жене… я порву тебя зубами.
Грандиозно. Номинация на Оскар за роль второго плана в фильме «Невеста Франкенштейна разбушевалась очень сильно». Гарик даже съежился сантиметров на десять и пролепетал:
— Ты чего, Сонь?! Я ж пошутил…
— В следующий раз шутить не будешь, — стянутыми в нитку губами, прошипела и выпихнула Лопату за порог.
— Истеричка!! — взвизгнул Гарик за дверью, и я бросилась за ним в погоню.
Если бы благодушно настроенный по случаю визита бабушки Тарас Сухомятко нас не разнял, без реанимации дело бы не обошлось. С криком «убью, гад!», я носилась за Лопатой по коридору и кухне, потом загнула в угол и едва не прибила сковородой.
— Стыдитесь, Софья, — учительским тоном произнес, вышедший на крики географ Кунцевич. Лена Кунцевич смазала царапины на лице Лопаты перекисью водорода, и я поняла, что потеряла репутацию в глазах соседей безвозвратно. Троцкисты косились в мою сторону, сообща жалели побитого Гарика, и только подошедшая сзади Таня Сухомятко, тихонько шепнула:
— Давно следовало его отмутузить. Да руки никак не доходили.
Я поблагодарила соседку взглядом за поддержку и пошла одеваться. Впав в раж, я носилась за Гариком по всей квартире в смешной фланелевой пижаме с желтыми утятами.
Мишаня Коновалов давно освободил ванну. Он вообще был бесспорным рекордсменом среди троцкистов по скоростной помывке, так как боялся оставить свою комнату без присмотра, вернуться из ванной и обнаружить в комнате лукавого друга с бутылкой клофелина на водке и припрятанной долговой распиской в кармане.
Стыдливо опустив глаза, я прошла к тазам и с остервенением отдраила замоченные джинсы и футболку. За полосканием немного успокоилась и решала, что побитый Гарик, не мытьем, так катаньем, заслужил на опохмелку два червонца. Не известно сколько бы еще продолжала валяться в кровати и ковырять пальцем в душе, не приди Лопата к двери с намереньем поживиться.
