— Ну, вот мы и дома, — сказала его невеста. — Вернее, когда-то это был мой дом.
Отец прошел вперед, криками сообщая об их прибытии. Они зашагали вместе вниз по холму; тень казалась блаженством. Какая-то бабушка на пороге уставилась на них, когда они проходили мимо. Мальчишка лет восьми вылетел из-за угла дома и остановился, как вкопанный, словно заяц, оцепеневший при виде чего-то ужасного.
— Эй, привет, — окликнул его Эмиль.
Он снова попытался оттереть свой пиджак, но это было бесполезно.
— Странное, наверное, чувство, когда сюда возвращаешься? — спросил он.
— С каждым разом все страннее.
Эмиль мог себе это представить. Даже видя ее тут, в окружении низких, крытых дранкой деревенских домов, он по- прежнему инстинктивно считал, что ее естественная среда обитания — городская, так непринужденно она чувствовала себя в городе, так уверенно освоила его возможности. Именно такой она показалась ему еще в первый раз, когда он столкнулся с ней в студгородке, под огромным шпилем новой университетской высотки; на ней был серый шарф под цвет ее серых глаз. Знакомство с ней только усилило его собственное приятное ощущение, что он превращается в москвича. Теперь она пригласила его сюда, посмотреть, откуда начиналась эта уверенность. Видно было, что она нервничает, но это придавало ей особую привлекательность. Ей бы понравилось, подумал он, если бы он сумел дать ей понять, что в его глазах эта новая часть ее жизни не является ни загадкой, ни неожиданностью. Но он, по правде говоря, понятия не имел, что за жизнь она вела прежде, как она росла здесь. Ему не верилось до конца, что это место настоящее. Оно было похоже на декорации к какому-нибудь чеховскому рассказу из сельской жизни. Он все ждал, что появится гостеприимный помещик или меланхоличный доктор и заведет разговор о крыжовнике.
— По-моему, я твоему отцу не очень-то понравился.
— Погоди, дай срок, — ответила Магда. — Он привык, что если люди в костюмах — значит, будут неприятности. От города ничего хорошего не жди.
— Ну да, — сказал Эмиль, уязвленный, — то есть кроме товаров промышленного производства. И еще, скажем, прогресса, культуры, цивилизации.
— Серьезно? — сказал она. — Вот сельпо. Давай-ка заглянем.
Слева от дороги стоял сарай, ко входу сбоку вели три ступеньки, над дверью была прибита жестяная вывеска. Эмиль послушно прижал нос к окошку в запертой на засов двери. Сквозь грязноватое стекло он различил прилавок, а за ним — полку. Полка представляла собой мушиное кладбище. Это была ее главная функция; правда, с одного конца кто-то, словно еще подумав, поставил друг на дружку несколько ржавых канистр с керосином и брусков сахара, обернутых в синюю бумагу.
