Все то время, что я служил безупречно, пропало даром. И ради чего я навлек на себя наказание? Ради какой-то мошенницы, которая насмеялась надо мной и сейчас ворует где-нибудь в городе.
Проспер Мериме. «Кармен».
Согласно плану Робертины, мы встретились около полудня на Арбате в погожий ноябрьский день. В самом деле — это была счастливейшая пора нашей любви, это была идиллия праздности. Я не работал — Марина предоставляла возможность закончить диссертацию без помех. Робертина была на больничном (затяжной бронхит — поясняла она). Мы принадлежали друг другу и проводили дни за распитием не самых дешевых алкогольных напитков, раскуривании ароматных табаков, разговорах и половой близости. В этот раз Робертина серьезно попросила меня надеть костюм и галстук — мы выезжали в свет.
Свет располагался на Петровском бульваре в полуподвальном помещении с вывеской то ли «Промнефтьгазопровод», то ли «Промнефть», не то «Нефтепромгаз». Хозяйством «Промгаза» ведал Анатолий Иванович Кабаков — плотный цветущий мужчина лет пятидесяти, алкоголик. У г-на Кабакова был прямой, честный взгляд (глаза голубые, светлые), круглая голова с коротко стрижеными волосами — седыми, но не редкими, он был ширококостен, румян. Робертина сказала, что раньше он работал в Кремле шофером, потом в прокуратуре не помню кем — судя по вытаращенным глазам возлюбленной — начальником. Потом стало известно, что Кабаков исповедует религию Бахуса, и ему пришлось оставить занимаемую должность, воспоминания о которой еще до сих пор читались в его горделивой осанке и поступи. Анатолий Иванович с достоинством протянул мне руку и сходу попросил называть его просто «Толик»:
— Потому что, вообще-то, я рас…издяй — пояснил он.
В сопровождении Робертины и Толика, которые обменялись, как масоны, двусмысленными приветствиями, я прошествовал казематным коридором в конуру завхоза — все-то у Анатолия Ивановича лежало, висело, свисало, топырилось, мешалось под ногами, цепляло за одежду. Кроме того, каптерка была оклеена японками в бикини, что меня всегда раздражало. У людей определенной социальной группы такие, как правило, висят в туалете. В комнате в ту пору уже присутствовал гость, который поздоровался со мной, не глядя в глаза. Это был Игорь Арканов, сосед Робертины, «ссаная педовка» по определению. Я во все глаза, разиня рот, разумеется, на него вытаращился, потому что посмотреть на ручного голубого с расстояния вытянутой руки всегда казалось мне заманчивым. Примечательного во внешности голубого Игоря было разве что то, что он был довольно хорош собой, как показалось мне вначале. Впрочем, я и потом не переменил своей точки зрения. Пожалуй, единственным недостатком его внешности было отсутствие благородства, я имею в виду, в чертах, а не в манерах. Это была плебейская — не патрицианская — плебейская красота, но, однако же, красота. Ему было лет двадцать.
