Говорить правду о себе не получается, замалчивая судьбы окружающих. Поэтому я предаю публикации только две части огромного романа — те части, где я еще не совсем научился быть правдивым, а стало быть, не составлю ущерба репутации как моего круга, так и случайных людей, опрометчиво забредших в роман. Мне бы не хотелось, чтобы в этой книге кто-то искал повод для обиды, поэтому пришлось перевернуть верх дном имена, места, отказаться от иных эпизодов вовсе. Может быть потом, с разрешения героев, я опубликую остальные части книги. А может, не стоит этого делать…
И тем не менее, герои моего романа выдуманные. Стендаль говорил о своем методе создания литературного характера: «Я беру знакомое мне лицо, прибавляю ему немного ума и отправляю на охоту за счастьем». У меня обратный метод. Я убавляю ума моим героям и превращаю их страдания в гротеск. Если не писать про их душевные муки смешно, книга станет неправдоподобной. Будет неясно, как они вообще вытерпели свою жизнь. Так что все мои герои — выдумка. Выдуман в этой книге и герой, который так же, как и я, работает в университете, пишет научные труды и зовут его так же, как и меня — Арсений. Так что я с легким сердцем могу написать: Эта история от начала до конца является вымыслом. Персонажи прототипов не имеют. Совпадения случайны.
Я выражаю крайнюю признательность Марине Левиной и Марине Кулеба, без деятельного участия которых в судьбе моей и моей книги «Слуга г-на доктора» никогда не добрался бы до адресата.
Часть первая
ПРАЗДНИК «НУ И НУ»
Человеческие чувства часто сильнее возбуждаются или смягчаются примерами, чем словами, поэтому я решил написать тебе, отсутствующему, утешительное послание с изложением пережитых мною бедствий, чтобы, сравнивая с моими, ты признал свои собственные невзгоды или ничтожными, или незначительными и легче переносил их.
Абеляр. История моих бедствий.
— Мне кажется, что все это кончится ничем.
— Прекрасный конец. Что может быть лучше?
Борис Виан.
Экспозицией к истории явилась прогулка в парке «Коломенское» нас троих, т. е. меня, моего студента Коляна и доц. Скорнякова. Мы прогуливались в тени деревьев, растрачивая досуг на милую моему сердцу болтовню интеллектуально-богемного типа — сплетни, каламбуры, неоговоренные цитаты, неточные цитаты, выдуманные цитаты и, наконец, самоцитаты. Я был на коне — глумился над Скорняковым, скакал маралом, пел немецкие песни тоталитарного режима и собирал дикие сливы. За сливами Николенька обратился ко мне примерно так:
