Оля покорно вернулась, села на свое место. Лицо ее пылало. Старик подливал масла в огонь:
— У него еще про любовь неплохо. Про зеленоглазую одну, красивую такую. Про кого бы это он мог написать, а? Он и сам ведь красив, так все у нас говорят. Ты за ним мало-мало поглядывай, женушка, в оба смотри.
— От этого Эрика среди женщин истерика! — лихо срифмовал кто-то из молодых.
Долго ли, коротко ли продолжалось веселое наше пиршество — вечер пролетел, как мне кажется сейчас, слишком быстро. И дело вовсе не в соленьях-вареньях, которых было великое множество. В атмосфере, царившей в доме. Хотя и яства были отменными, необычайно вкусными. С одним из них вышло, правда, у меня осложнение. Сквозь дымок, густо клубившийся из трубок всех систем и калибров, в комнату вдруг вплыла торжественно несомая Олей запеченная голова молодого барашка — с черной сморщенной мордочкой, с обуглившимися, искривленными от огня рогами. Сам вид этого блюда, рассчитанного, как я понял, на завзятых гурманов, привел меня в смущение. Я баранину не люблю с детства и не ем ни под каким соусом, а тут еще в таком варианте...
Не притронусь, решил я, и откровенно перевел взгляд на закуски, мною уже проверенные. Но Оля подошла сразу именно ко мне, остановилась и ждала. Сосед шепнул мне, что отказываться ни в коем случае нельзя — гостю, приехавшему издалека, полагается съесть первый кусок, только после этого лакомство может пойти по кругу. Оля ждала, ждали все, я медлил, пытаясь взять себя в руки, не обидеть хозяйку, гордую своим кулинарным искусством. Прошла минута-другая, прежде чем я наконец, отважился. Отрезал и положил за щеку тонкий, как лимонная долька, ломтик. Сосед подбодрил меня уже не шепотом, громко. Баранья голова поплыла дальше, я провожал ее глазами, боясь, как бы она не дошла до нашей половины стола по второму заходу.
— Правда, вкусно? — спросил сосед.— Ничего нет вкусней на свете!
Вместо ответа я жестом показал ему, чтоб поскорее плеснул мне вина из «вон той» квадратной, большой, как аквариум, бутыли.
Ну, теперь тебе уже ничего не страшно в этих горах. Молодец, похвалил я сам себя.
Потом, после нашего торжества, я не раз вспоминал эту фразу. Горы есть горы. Бывают испытания, оказалось, и посложнее.
Когда пиршество подходило к концу, Эрик подсел ко мне и с заговорщическим видом сказал:
— Все уйдут, вы останетесь. Идея есть. Вот такая! — Он, наклонившись к самому моему уху, перешел на шепот: — Ангина кончилась? Совсем?
