Затем пришлось прощаться. Скверная была минута. Расставаясь, цесаревич мне назначил приехать к нему в Дармштадт после его поездки в Данию.
Днем я уехал в Брюссель.
Дорогою, один в вагоне, я отдался размышлениям и воспоминаниям. Тогда я ничего не понимал в состоянии цесаревича: меня давили болезненные впечатления от предчувствия, что он нездоров и состояние его должно внушить тревогу; воспоминание о его душе, все это было тревожно, мучительно, но в то же время неясно, неопределенно, а потому мысль о грозящей опасности для его жизни не заходила в душу. Я именно думал, что это нервное действие воздуха, и предавался надежде, что, когда завершится его пребывание на берегу моря, цесаревич поправится.
– Нет, я не могу в это поверить! – Анхен фон Флутч смахнула слезы, которые так и лились из глаз, и с ужасом уставилась на кузена. – Какой кошмар!
– Да перестань, Анхен, – буркнул Адольф-Людвиг, откидываясь в кресле и уныло разглядывая стоптанные каблуки своих сапог. – Ну, велика беда! Не стоит так убиваться. Найдешь другую камеристку.
– Камеристку?! – сквозь рыдания вскричала Анхен. – Да она была мне как сестра! У меня не было лучшей подруги с тех пор, как я ее увидела! Не было человека ближе! И ты говоришь – не стоит убиваться?!
– Ну что делать, все мы когда-нибудь умрем, – пожал плечами Адольф-Людвиг. – Она сделала это первой. Жаль, что мы так ничего и не узнаем о планах русского принца. Получается, я зря послал ее в Схевенинген.
– Ты зря послал ее на смерть! – отчаянно закричала Анхен.
– Хватит орать! Неужели ты не помнишь? Она сама вызвалась помочь мне и проследить за русским принцем. И я отправил ее к Вильгельму Оранскому, который как раз собирался в Схевенинген, где находился принц. И если она по глупости утонула…
– По глупости? – ахнула Анхен. – Да ведь ходили слухи, что она утопилась!
– Ну вот, – развел руками Адольф-Людвиг. – Она утопилась. Сама. Она этого хотела!
– Но почему, почему она утопилась? – не успокаивалась Анхен.
– Да не знаю я! – раздраженно воскликнул Адольф-Людвиг. – И принц Оранский в своем письме написал, что он тоже не знает ничего.
– С ней там что-то произошло, – сокрушенно прошептала Анхен. – Я слышала о забавах принца Оранского. Может, она подверглась насилию, была обесчещена и не перенесла позора?
– Чепуха, – возразил Адольф-Людвиг. – Думаешь, твоя Флора была невинной девицей?
– Конечно!
– Да брось, я могу держать пари, что она давно утратила девственность. Поверь моему опыту: невинные девушки выглядят и говорят совсем иначе. Вот я, например, совершенно уверен, что мой приятель барон фон дер Шталле до сих пор не дал воли своей страсти к тебе. У тебя такой же глуповато-невинный вид, как и пять лет назад, когда я впервые тебя увидел. А твоя Флора была совсем другая…
