Он замолчал, ожидая реакции, и она тут же последовала.
— Все равно мы должны с ним воевать, правильно? — Вопрос Воронова звучал риторически. — Значит, будем, чего бодягу разводить. У этой войны есть победный конец? Или мы должны охранять от этого Кондрата родной город Пастуха?
Подобный вопрос Виктор сам себе задавал уже много раз.
— Как пойдет, — ответил он. — Есть план действий, который я изложу позже.
— Когда?
— Как только мы все здесь освоимся, притремся друг к другу и я пойму, кто на что годится и кого на какой участок нашего будущего фронта бросать. Времени у нас на эту притирку немного, дня три. Еще я знаю, что под Кондратом сейчас одиннадцать стволов. Нас шестеро, где-то получается двое на одного. Учитывая, что Кондрат таких действий не ждет, расклад нормальный. Если у нас все выйдет, как я задумал, мы пощипаем Кондрату перья один раз, но как положено. И потом второй раз покажем ему кузькину мать окончательно. Идеально — завалить самого Кондрата в первой же стычке, тогда уцелевшая братва сама разбежится и наша работа будет благополучно окончена. У нас есть база, оружие и транспорт. За деньги отвечает Андрюха Волох. Слушать вы, повторяю, должны на время, пока мы в одной команде, только меня. Вплоть до того, что если Господь Бог захочет внушить кому-то из вас что-нибудь, сначала нужно поставить в известность меня, а потом уповать на Бога. Я все сказал. Дальше — как повезет.
Закончив, Виктор подошел к Крамеру, протянул руку.
— Виктор.
— Виталик. — Рукопожатие вышло коротким и крепким.
— Витя.
— Володя. — Воронов, наоборот, подержал его пятерню в своей чуть дольше и при этом встряхнул.
— Виктор.
— Олег. — Вместо рукопожатия Пастух хлопнул по его ладони своей.
— Виктор. Рука Анатолия Лещинского по кличке Лещ продолжала висеть вдоль туловища. Это был сигнал, от всей фигуры человека-крысы исходили волны опасного протеста, внутреннего нежелания принимать любое подчиненное положение, в котором он оказался, но, к своему счастью, как раз на такую публику Хижняк в свое время насмотрелся.
— Виктор, — повторил он, не опуская руки.
— Я красноперым руки не подаю, — оскалился Лещ и, уже наперед ожидая реакции, сделал полшага вперед, вызывающе глядя прямо в глаза Хижняку.
Раскрытая ладонь сжалась в кулак.
Кулак разжатой пружиной полетел в острое крысиное лицо.
Нырнув под кулак, Лещ несколько раз быстро и резко ударил снизу, целясь в челюсть, живот и печень, куда повезет, но всякий раз кулаки били воздух — Виктор уходил от ударов, при этом успев отметить, насколько профессиональными они были. Здесь не уличная стычка, не пьяный мордобой, Лещ двигался из стороны в сторону, как боец на ринге. По молчаливому сговору, не желая пока вмешиваться, остальные сразу расступились, давая дерущимся место. Не было криков, никто никого не подбадривал — это были не болельщики, а зрители.
