Снова и снова прокручивая этот провал в голове, Кондратенко всякий раз приходил к выводу: он чего-то не учитывает. Если бы кому-то из четверых удалось уцелеть, если бы он сам знал, как все происходило на той свадьбе… Списывать все на досадную случайность не хотелось, потому что, во-первых, он не признавал досадных случайностей, а во-вторых, именно случайность изменила его жизнь пятнадцать лет назад.
И привела к тому, что сейчас он, в зеленых хэбэшных штанах и запыленных берцах, сидит в свои сорок лет у старого барака в забытом всеми шахтерском поселке. Да, история с Кардиналом — случайность. Вот только будь они тогда повнимательнее, этой случайности можно было бы избежать. А значит, нужно вернуться к неизвестным ему событиям на свадьбе и понять, что все-таки прошло мимо его внимания.
Потеряв за один раз четверых, он напрягся: молодые ребята, поверившие ему и ставшие под его начало, вряд ли собирались вот так же умирать, и Кондрат всерьез боялся начала разброда и шатаний. В «старичках» вроде Докера и Летчика он был уверен. А Ржавому вообще нечего было терять, все равно он собирался снова на зону — не за одно, так за другое. Но, к его приятному удивлению, оставшиеся семеро «рядовых» проявили завидное мужество. Поделившись своими опасениями с Костей, Кондрат услышал в ответ то, что надеялся услышать: молодым пацанам просто нравилось воевать. А к тому, что их товарищей убили, они отнеслись очень предсказуемо: это все произошло не с ними и, что характерно, вряд ли с ними произойдет. Да они просто не позволят себя застрелить!
Такие настроения Кондрату были знакомы — сам жил ими пятнадцать лет назад. Из парней с похожим отношением к бандитской жизни в девяностые годы создавались целые вооруженные формирования, а когда уцелевшие в первой схватке торжественно хоронили ребят со своего двора, одноклассников и просто хороших пацанов, то становились от этого только злее. После они хватались за оружие уже из мести.
Сначала — в донецком СИЗО, на суде, в первые годы колонии — Сашка Кондрат тоже не жаждал ничего, кроме как отомстить Поляку за предательство. Мысленно он избивал Гуслю ногами в кровь, рвал зубами, разрезал на кусочки, медленно и обстоятельно, наслаждаясь каждым криком врага, подвешивал на дыбу, на железный крюк за ребро, отдавал лагерным «петушилам», которые развлекались, «опуская» обитателей зоны за малейшую провинность. А тут провинность даже по уголовным понятиям не маленькая… Но с течением времени желание убить притупилось, ненависть приобрела более практичные формы. Нет, конечно же, если Гусля поведет себя неправильно, Сашка Кондрат просто обязан будет пустить ему пулю в башку. Вот только от смерти Аркадия Поляка он, Александр Кондратенко, отсидевший за убийство, которого не совершал, пятнадцать лет в колонии строгого режима, ничего не выигрывал.
