— И зубы тоже… — тон старого визиря поменялся, в него красной нитью вплелись нотки ехидной подозрительности — он начал догадываться, кто в действительности стоит перед ним.
— Хи-хи-хи — глупо захихикал эмир, после чего как то съежился и стремительно уменьшился в росте.
— Мунки-и-и-с! — закричал визирь, вскакивая на ноги — ну все, я тебе сей час башку прошибу, клянусь аллахом.
Конечно же это был именно Мункис.
Вредное существо заливаясь веселым хохотом во все горло, сделало сальто назад через голову, приземлившись острыми копытцами прямо в бронзовое блюдо с отменным шербетом.
— Ах ты тварь поганая, почему я до сих пор тебя не раздавил словно навозного червя — взъярился Альхор Борджи, посылая молнию в гомункулуса.
Вш-ш-ших — молния пробила дыру в столе размером с голову и разметала остатки трапезы, покрыв жирными пятнами старинный файланский ковер.
— Потому что ты меня любишь, папа!
— Я тебе покажу «папа», как ты посмел обернуться в самого эмира? Какая… какая… — от возмущения у визиря сперло дыхание и пропал дар красноречия.
— Ты хотел сказать «наглость», папа? — учтиво подсказывал Мункис, ловко уворачиваясь от очередной молнии — было видно, что делает он это не в первый раз и имеет в этом порядочный опыт. Всякий раз, избежав удара, вредное существо корчило уморительные рожицы и вставало в оскорбительные позы, выставляя далеко вперед попеременно то перед, то свой тощий зад.
Вш-ш-ших — еще одна молния оставила безобразную черную кляксу с оплавленными краями на бесценной майолике стен.
Сейчас разъяренного царедворца не волновал даже тот факт, что секрет изготовления сей керамики, изумительно тонкой работы, был утерян уже тысячу лет назад.
— Не-е-е-т, сегодня я тебя достану, — упрямо пыхтел старик.
Комната, где совсем недавно трапезничал главный визирь теперь больше напоминала поле боя. Повсюду были раскиданы остатки пищи, глубокая красная лужа из дорогого вина красовалась на мраморном полу, логически довершал картину разгрома безнадежно испорченный ковер с дырой прямо по середине.
Края дыры еще дымились, наполняя комнату едким дымом.
Мункис, не смотря на весь свой многолетний опыт, уворачивался все с большим и большим трудом — на этот раз намерения Альхора Борджи были самыми серьезными.
Мункис уже горько пожалел о содеянном и совсем уже было решил покинуть поле боя, однако не тут то было — он с ужасом увидел, как старик накладывает на двери, окна и стены печать Андониума — неразрушимое запирающее заклятие.
