Сэмм закрыл глаза и постарался продлить момент, зацепиться за ощущение; он сосредоточился на воспоминаниях, заставляя себя заново их прочувствовать, ярче и ярче, но через несколько мимолетных мгновений они уже ускользнули. Он оказался в одиночестве. Открыв глаза, он снова взглянул в свою подзорную трубу.
К этому времени принесли еду; большие металлические подносы были завалены свининой, от которой шел пар. Стада диких кабанов встречались в Коннектикуте довольно часто, но по большей части в лесных чащах вдали от поселений Партиалов.
Должно быть, чтобы устроить пиршество, подобное этому, охоте пришлось зайти довольно глубоко в лес. Живот Сэмма заурчал при виде всего этого великолепия, но Партиал не шевельнулся.
Вдалеке солдаты напряглись, слегка, но все разом — линк предупредил их о чем-то, о чем Сэмму оставалось только гадать. «Полковник», — подумал он и переместил свою трубу, чтобы посмотреть на Корнуэлла. Тот выглядел так же плохо, как и обычно, — исхудалым и мертвенно-бледным — но его грудная клетка все еще поднималась и опадала, и в данный момент с ним, казалось, все было в относительно порядке.
Кроме, разве что, легкой маски боли. Мужчины в комнате игнорировали ее, и Сэмм решил сделать то же самое. Судя по всему, время еще не пришло, и празднество продолжалось. Сэмм подслушал еще один разговор — еще кто-то предался воспоминаниям о временах Изоляционной войны — и пару историй о революции, но ничто так сильно не возбудило его память, как рассказ сержанта.
В конце концов ему стало невмоготу от вида свиных ребрышек и чавканья, и Сэмм осторожно выудил из своей сумки пластиковый пакет с вяленой говядиной. Она едва ли шла в какое-то сравнение с сочными ребрышками, которыми наслаждались его бывшие сослуживцы, но все же это было кое-что. Сэмм вернулся к подзорной трубе и обнаружил, что майор Уоллис как раз поднялся, чтобы держать слово.
— Сегодня подполковник Ричард Корнуэлл не в состоянии произнести речь, но мне выпала честь сказать несколько слов от его имени.
Уоллис был медлительным; это касалось не только его походки, но и жестов и речи — каждое его движение было размеренным и обдуманным.
Он выглядел так же молодо, как Сэмм — восемнадцатилетним юношей — но на самом деле он его возраст приближался к двадцати — к окончанию «срока годности». Через несколько месяцев, а может быть, и недель, он начнет гнить, как сейчас Корнуэлл. Сэмм почувствовал дрожь и плотнее натянул на плечи куртку.
