— Да, возможно, и так.
— …на которой ты якобы женился, — продолжал как ни в чем не бывало Рив, — и которая на самом деле является твоей жертвой и пленницей, хоть и живет в собственном доме.
— Она действительно моя жена! — рявкнул Кельвин, не успев подумать. — Я просил ее руки. А в общественном одобрении своих намерений я не нуждаюсь. И в дурацком благословении церкви тоже. Я попросил ее стать моей, и она моя!
Рив сурово сжал губы; его прищуренные глаза смотрели жестко. Он явно боролся с желанием возразить Кельвину, однако же вместо этого почти ласково заметил:
— Я вижу, ты не возражаешь против моих слов о том, что дом этот принадлежит вдове?
— Тьфу ты! — сплюнул Кельвин. — Так тебя называют Рив Справедливый потому, что ты чересчур честный, или потому, что ты полный дурак? Между прочим, мне этот дом был передан магистратом прилюдно в качестве компенсации за ущерб, нанесенный мне ворюгой Рудольфом, ныне покойным!
Намерения Кельвина относительно Рива, о которых он не раз сообщал Джиллету, становились с каждой минутой все очевиднее. Вот уже несколько лет как Кельвин темной ночной порой в глубине своей черной души видел себя единственным достойным противником таких людей, как Рив. Он считал их самоуверенными нахалами, во все сующими свой нос и навязывающими всем свои воззрения на добродетель, которые им не стоят ничего, а вот их противникам — слишком дорого. Отчасти такое отношение к Риву Справедливому было связано с природной злобностью Дивестулаты, а отчасти с тем, что он отлично понимал: его многочисленные победы над людьми более слабыми, вроде Джиллета, достались ему слишком легко, тогда как, чтобы действительно почувствовать себя героем, ему нужны более достойные противники.
Тем не менее разговор с его давним и естественным врагом пошел совсем не в ту сторону, в какую хотелось бы ему самому. В его планы совсем не входила самооборона: он намерен был только наступать. Рассчитывая перехватить инициативу, Дивестулата снова заговорил:
— Впрочем, мои права на этот дом, как и мои права на вдову Гюшетт, тебя совершенно не касаются. Если у тебя и есть здесь какой-то законный интерес, так это Джиллет. И кстати, позволь спросить: по какому праву ты среди ночи прокрался в мой дом и в мой кабинет да еще и оскорбляешь меня неуместными вопросами и подозрениями?
Рив позволил себе улыбнуться. Надо сказать, улыбка вышла угрожающей. Совершенно не обратив внимания на слова Дивестулаты, он сказал:
