Впрочем, он был слишком слаб, чтобы кричать и звать на помощь. Последний удар Убивца чуть не раскроил ему череп, а к стене он был прикован под таким странным углом, что оковы прямо-таки выворачивали плечи из суставов. Его совсем не удивило, что в темнице горит свет — правда, это была одна-единственная свеча, прилепленная к скамье в нескольких шагах от него. Общее потрясение оказалось настолько сильным, а телесные страдания — настолько мучительными, что такой роскоши, как удивление по поводу присутствия или отсутствия света в темнице, он просто не мог себе позволить.
Тем более что на скамье рядом с горящей свечой сидел, нахохлившись и напоминая в полутьме чернокрылого демона, сам Кельвин Дивестулата.
— Ага, — негромко промолвил Кельвин, — мы открыли глазки! Мы подняли голову! Значит, начинается боль! А ну-ка, расскажи мне о своем родстве с Ривом Справедливым.
Мы уже говорили, что Джиллет особым умом не отличался. Алхимия его подвела, а сила воображения казалась ему сущей ерундой в сравнении с могучими кулаками Дивестулаты. По правде говоря, Джиллет всю свою жизнь только и делал, что плыл по течению, по большей части поступая согласно желаниям, потребностям или даже прихотям других людей. Так что вряд ли он годился для поединка с таким человеком, как Кельвин Убивец.
Тем не менее Джиллета все в Предмостье любили. И главным образом благодаря его природному добродушию или, точнее, благодаря его доброте и открытости. Он не стал отвечать на вопрос Кельвина, а сурово заметил, превозмогая боль:
— Неправильно это! Она такого не заслуживает.
— Она? Кто это «она»? Ты что, имеешь в виду мою жену? — Кельвин как будто даже удивился. — Но сейчас речь совсем не о ней. Мы говорили о твоем родиче, Риве Справедливом.
— Она — всего лишь слабая женщина, а ты вон как силен! — стоял на своем Джиллет. — Неправильно это — так ее мучить только потому, что она тебе сдачи дать не может! Ты же свою душу проклянешь, если и впредь так поступать будешь. Хотя не думаю, чтобы тебя это особенно беспокоило. — Вот тут Джиллет действительно проявил необычайную прозорливость. — Но даже если на душу свою тебе наплевать, все равно тебе должно быть стыдно так подло использовать свою силу против бедной одинокой женщины!
А Кельвин, словно не слыша слов Джиллета, продолжал как ни в чем не бывало:
— Этот Рив — известный любитель совать нос в чужие дела! Все так говорят. По-моему, было бы очень неплохо положить этому конец. И пусть даже это всего лишь сплетни, но и подобные сплетни мне неприятны. Так что я непременно с ними покончу.
