— Одного за другим, одного за другим, — сказал он, улыбаясь и качая головой. — Энджел, ты… нечто.
— Ты тоже. А когда улыбаешься, — поспешно добавила она, — ты просто неотразим.
Лицо Хока выразило удивление. Глаза, только что светившиеся смехом, потемнели: Энджел, как всегда, говорила правду. Он пристально вглядывался в нее: в глазах Энджел не было ни тени страха или неловкости — только удовольствие.
— Мне придется чаще улыбаться, — сказал Хок.
— Да, — согласилась Энджел. — Это будет… нечто.
Хок медленно протянул к Энджел загорелую руку и скользнул кончиками пальцев по изгибу выгоревшей на солнце брови, потом по прямой линии носа к ямке над верхней губой. Как бы он хотел сейчас прижаться к ней ртом и ощутить на губах нежную теплоту ее кожи.
Вместо этого Хок снова улыбнулся. Энджел улыбнулась в ответ, и Хоку показалось, что все, чего коснулась ее улыбка, засияло яркими цветами. Он медленно отнял руку, боясь, как бы удовольствие в ее глазах снова не сменилось страхом.
— Что еще нам нужно к обеду? — спросил Хок.
Он отвернулся, чтобы собрать остатки импровизированного пикника, а Энджел почудилось, что в его голосе она слышит странную хрипотцу. Только теперь она осознала, что все время, пока пальцы Хока гладили ее лицо, она сидела совершенно неподвижно.
При мысли о том, чем кончается нежность Хока, ее бросило в дрожь. Мягкий вначале, он затем становится суровым и жестоким.
— Р-рыбу, — сказала Энджел. Затем, откашлявшись, повторила тверже: — Рыбу.
Хок окинул взглядом узкую горловину бухты. В проливе Инсайд-Пасседж ветер трепал белые гребни волн.
— Может, обойдемся крабами и моллюсками? — с сомнением спросил он.
— В бухте есть треска, — торопливо сказала Энджел. — А если повезет, то и палтус.
— А лосось?
Энджел вздохнула:
— Сомневаюсь, но всякое может быть.
Они вместе собрали снаряжение. На этот раз Энджел сама пошла вброд к катеру. Солнце согрело воду, и теперь она была приятно бодрящей. У борта вода доходила Энджел до самых бедер.
Поручни катера находились на уровне ее глаз, а лестницы на корме не было.
— Теперь самое трудное, — сказала Энджел, перехватывая ведро поудобнее.
Хок тем временем, не говоря ни слова, положил на палубу все, что было у него в руках, затем взялся за поручни, подтянулся и одним сильным движением перемахнул через борт.
Энджел с восхищением смотрела на него, а он перегнулся и взял у нее из рук ведро.
— Что за трудность? — спросил Хок. — Чистить крабов?
Энджел не сразу сообразила, что он говорит серьезно. Хок действительно не понял, что она имела в виду. А Энджел молча вопрошала небо, почему жизнь так неравномерно дарует физическое совершенство.
