И снова все сдвинулось и покатилось относительно окна и откинутой спинки кресла. Вначале — знакомая уже магистраль, по которой, Гаррик возил ее на Голд-Кост к океану. И ей не терпелось выбраться из жаркого, мелькания пальм, бензоколонок с эмблемами компаний — ракушки «Шелл», золотого барана и «Мобил», флэтов, пустующих в конце летнего сезона, подставивших солнцу свои лоджии, свои кресла возле бассейнов, магазинчиков, предупредительно распахнувших многоцветное нутро, и уж, конечно, ресторанов — красных китайских пагод и черных, словно сдвинутые на лоб шапки, кровель «Пицца хат». И ей не хотелось смотреть на это сейчас снова, как на что-то пройденное и пережитое. Тогда это было продолжением беспечности первых отпускных дней. Ярко-синий кусок времени размером с педелю — синее море, синие горы и синяя машина Андрея — все это прошло, пролетело, было или не было? Только осталось непонятно щемящее что-то за душой: неизвестный, в общем-то, человек.
И дальше, когда кончилось праздное великолепие Голд-Коста стоянкой у павильончика, похожего на наши — где-нибудь в Гаграх, пустующие места в автобусе заполнились, до черноты смуглыми, дамами, видимо возвращающимися с «холидея» в Сидней, и пошла собственно Австралия, это беспокоящее чувство памяти не оставило ее. Потому, что справа, над мирно-зеленым я горами, синеватой полосой лесов, клубящихся в лощинах, и пятнистыми черно-белыми коровами, пасущимися по склонам, возник ненадолго размазанный голубизной расстояния, указующий в небо каменный пик, а чуть в стороне — косматая спина горы, куда она ездила с Андреем.
И памятный поворот на проселочную дорогу, где начиналось поле сахарного тростника — длиннолистные трубчатые стебли, зеленой стенкой идущие над машиной (тростник, который рубили в начале века братья Савчук — Максим и Алексей).
А перед этим была граница между штатами Квинсленд и Пью Саут Уэльс, и здесь она выглядела просто как шлагбаум на горной трассе. Почему-то через границу нельзя перевозить фрукты, и пришлось усиленно доедать свои, уложенные тетушками, яблоки.
И въезд в городок с рокочущим названием из двенадцати букв, мимо старого дома в саду, с резными ржавыми балконами (она подумала — кто-то жил здесь со своими страстями человеческими), и мимо островерхой церкви на пригорке, над плюшевым футбольным полем, где сейчас шел детский матч и стояли по обочинам машины и родители.
Городок фермеров, вроде нашего райцентра, где есть улица торговая, повторившая в миниатюре своих брисбенских собратьев: маленьким банком, маленьким «милк-баром». В «милк-баре» прошлый раз они покупали сандвичи — треугольные тоненькие ломтики хлеба, переложенные ветчиной с горчицей. На крыльцо банка поднималась тогда оригинальная старушка — сарафан до земли, малиновый, рукава прозрачные — морской волны, на голове розовая шляпа с цветами.
