Мы оставили старого пророка разговаривать с полицейским и полетели дальше в сторону аллеи Трех праотцев.
— Знаешь, что я думаю, Шмуэл-Аба?
— Откуда мне знать, что ты думаешь, Писунчик?
— Я думаю, что у святых праотцев на душе полный мрак… Мне даже любопытно посмотреть на праотца Исаака. Он любит поесть, праотец Исаак. За кусочек мяса он отдаст тебе сам не знаю что[78].
— Откуда ты знаешь, Писунчик?
Писунчик удивленно посмотрел на меня:
— Ты что, забыл, Шмуэл-Аба, что мы учили в хедере? В Пятикнижии ясно сказано, что праотец Исаак сильнее любил Исава, потому что Исав всегда приносил ему с охоты кусочек мяса. А во-вторых, Шмуэл-Аба…
Писунчик задумался:
— Во-вторых, я сам видел, как праотец Исаак приходил вечером на райский луг, где пасли Шорабора, и в руке у него был кусочек мела.
— Зачем это ему понадобился мел, Писунчик?
— Этим мелом праотец Исаак нанес разметку на Шорабора. На правый бок, если не ошибаюсь. Оставил знак, что этот кусок мяса принадлежит ему и он его, даст Бог, съест, когда придет Мессия.
— Да ведь праотец Исаак слепой, Писунчик. Как он узнал, где нанести разметку?
— Уж он узнал, не сомневайся, Шмуэл-Аба, — ответил мне Писунчик. — Он вслепую нащупал самый жирный кусок и оставил знак.
Мы свернули в переулок Бал-Шем-Това. Переулок был бедный, но солнечный[79]. Здесь жили самые бедные ангелы, у которых была одна пара крыльев на всю семью. Если кому-нибудь нужно было лететь, остальные члены семьи должны были сидеть и ждать, пока он не вернется и не передаст крылья следующему.
В этом переулке рассказывают много удивительных историй. Здесь голодают и верят в чудеса. Истории в самом деле необычайно прекрасны, но голод делает свое дело, он не отпускает и частенько не дает заснуть.
В переулке играли маленькие ангелочки. Они держались за руки, водили хоровод и пели:
Тили-тили-тесто,
Ривка — невеста,
Жених ее Борух,
Денег у них ворох,
Крылышки надели,
Гулять полетели,
Ходят — целуются,
Все на них любуются,
На Ривке не тряпка —
Шелковая шляпка,
На Борухе — жилет,
Детей у них нет,
В ресторан хотели,
На папу налетели.
— Писунчик, — показал я моему другу на детей, игравших в переулке Бал-Шем-Това, — маленькие ангелочки такие бедные и перепачканные, давай спустимся и поиграем с ними.
— Да ты что, — сказал Писунчик, — забыл, Шмуэл-Аба, что мы летим к святым праотцам, чтобы послушать, что они говорят о Шораборе.
— Ну, всего на минутку, Писунчик, — попросил я моего друга, — давай только поиграем и полетим дальше.
