— Вот здорово, эти щенки уже готовы оставить Шорабора в православном раю. Что значит «обойтись без Шорабора»? Тысячи лет мы его пасли, чтобы они его там на праздник слопали? Мало им своих свиней, так им еще Шорабора подавай? Все перевернем, устроим конец света, слышите, что вам говорят? Конец света устроим, а Шорабора вернем!
Я и мой друг Писунчик испугались. Мы забормотали в ответ:
— Не сердитесь, реб Гензл! Мы ничего плохого не имели в виду, Боже упаси. Мы хотели… Мы говорили… Понимаете, реб Гензл?
Но когда ангел Гензл разойдется, его трудно унять. Он стоял у костра, размахивал руками и говорил, проповедовал, в общем, молол, как мельница. Никто не понимал ни слова.
Вдруг ангел Гензл взмахнул крыльями, задул костерок и закричал не своим голосом:
— Вставайте, ангелы! Что расселись тут как бабы? Будите всех! Бейте тревогу! Горе мне, что я до этого дожил!
Мы вскочили, расправили крылья и полетели. Впереди летел ангел Гензл. Он устрашающе хлопал крыльями и кричал:
— Фиг мы им отдадим Шорабора! Шорабор наш, и мы его вернем по-хорошему или по-плохому…
X.
Переполох из-за бегства Шорабора
Известие о побеге Шорабора всполошило весь рай. Одна птица рассказала об этом другой, один ветер — другому. Утром, когда мы вернулись домой, на улицах мы встретили праведников, собиравшихся в кружки. Они были взволнованы, рассержены, размахивали руками, и ни один из них не хотел верить в то, что несчастье случилось на самом деле.
— Так Шорабор удрал? — спрашивал цадик из Апты[70] у цадика из Люблина[71]. — Быть не может, неслыханно!
Седая борода цадика из Люблина задрожала, он был явно не в себе.
— Птицы поют об этом на всех крышах, а он тут со своим «быть не может».
— Может, это только сон, — не сдавался цадик из Апты, — и все это расстройство — попусту?
Цадик из Люблина махнул рукой:
— Сон? Сон, говорите? Хотел бы я, чтобы это был сон.
— Его наверняка вернут, — старался подбодрить себя цадик из Апты. — Зачем Шорабор православным праведникам, у них там полно свиней, свинина дешевле.
Цадик из Люблина взял у цадика из Апты щепотку табаку, понюхал и громко чихнул,
— Вот видите, я прав, — сказал цадик из Апты, сам себе не веря.
Я толкнул своего друга Писунчика:
— Куда делись три пастуха, которые стерегли Шорабора? Всю дорогу были с нами. Куда они пропали?
— И ты еще спрашиваешь, Шмуэл-Аба. Не понимаешь, что ли, что пастухи боятся? Праведники на них злы за то, что они не устерегли Шорабора. Пастухи, наверное, прячутся где-нибудь на чердаке.
