— Хорошо, тетя Гнендл, — сказал старший ястреб, — мы полетим и раздобудем то, что тебе нужно. Но помни, если мы, дай Бог, принесем это, ты сдержишь слово.
— Слово тети Гнендл нерушимо, — встрепенулась знахарка. — Не теряйте времени, ястребы мои, летите, ищите, принесите, что я вам сказала. Когда, однако, вы вернетесь?
— Когда, однако? — задумался старший ястреб. — Этого мы теперь сказать не можем. Будем надеяться, что не позднее четверга.
Ястребы расправили крылья и улетели. Гнендл-знахарка смотрела им в след и улыбалась:
— Верные ребята, эти райские ястребы, чуть позовешь их, они тут как тут, к любому поручению готовы. В добрый путь, ястребы мои, летите, и возвращайтесь, и принесите Вирсавии счастье, о котором она мечтает.
Вирсавия все еще сидела будто высеченная из камня. В ее глазах отражались звезды.
— Иди, Савочка, иди, доченька, иди приляг, отдохни, — гладила ей парик старая знахарка. — Иди, а то еще, не дай Бог, простынешь в одной-то рубашке. Все образуется, доченька. В четверг, ты слышала, мои ястребы принесут цветы, ты соберешь с них росу и дашь ее выпить царю Давиду. Скоро ты свое возьмешь, Вирсавия, скоро ты свое возьмешь, дочка.
Вирсавия поднялась со скамейки. Как лунатик, стала она подниматься по мраморной лестнице. Вдруг она остановилась и, повернув голову к знахарке, которая стояла внизу, сказала:
— Только бы эти ястребы не подвели, Гнендл. Я этого не вынесу, Гнендл. С ума сойду.
— О чем ты говоришь, доченька? — три раза сплюнула знахарка. — Твои враги с ума сойдут. А ты, золотце мое, дай Бог, найдешь свое счастье.
Мы видели, как знахарка заковыляла прочь и пропала в ближнем лесу. Вирсавия все стояла на лестнице — ни туда ни сюда. Лунный луч шарил в ее парике.
Так и простояла она какое-то время. Кто знает, что творилось в ее сердце? Вдруг она вздрогнула и пошла дальше.
Окно спальни царя Давида открылось. Вирсавия прислушалась, заглянуть она боялась. Злоба жгла ее.
— Только бы ястребы не подвели, — пробормотала она. — Нет, ястребы тети Гнендл не подведут, — успокоила она себя и скрылась в своей спальне.
Я легонько толкнул моего друга Писунчика.
— Видел, Писунчик?
— Чего видел? Конечно, видел. Я что, слепой?
— А ты слышал, Писунчик, все слышал?
— Чего слышал? Конечно, слышал. Я что, глухой?
Лейбеле-пастух снова приложил палец к губам:
— Тсс… ребята… тсс… в следующий раз поругаетесь.
Мы затаили дыхание. Что будет дальше? — думал каждый из нас и боялся слово сказать.
Мы услышали топот копыт. Кто это может быть? — подумал я, но побоялся спросить. Мы увидели всадника на белом коне. На нем были латы, мерцавшие в лунном сиянии.
