Как-то лежа в постели, Иван Павлович внезапно заметил, какая эта женщина худая. Вовсе ничего не ест. Да ее кормить нужно! Желательно мясом, желатином, желтком, железою молочною, кисельными берегами. Через нее, подумалось затем, он мог бы редактировать, если бы кто-нибудь потрудился правильно установить подсветку. Для этого, конечно, Соню пришлось бы лишить одежды. Да-да, пожалуй, это было бы неизбежно. Если мужчина желает через женщину редактировать какие бы то ни было тексты, он сначала должен ее разоблачить.
В самом деле? Странно, что вы не знаете. Это сами собой разумеющиеся вещи. Нет, в самом деле, странно. Вот, например, в университете был спецкурс. Да, по редактуре через женщину. Представьте себе. И очень просто. Конечно, нанимали кое-кого. Ну, ясно кого. Женщин. Почасовка. Приходилось тратиться. Естественно, все в складчину, а что делать? Входил профессор, срезал черными ножницами одежду. Нет, не с себя. С нее. В это время кто-то, скорее всего лаборант, такой толстый неуверенный парень в очках, устанавливал свет. Да, немного больной. Совсем немного. Нет, его приняли на курс не только потому, что он страшно болел. Из-за этого, но не только. Если уж говорить откровенно, то он был страшно талантлив. А кроме того, в то время он приходился сыном заместителю ректора по учебной части. Иначе его яркий талант вряд ли кто-нибудь смог бы разглядеть. Очень уж он был стеснительный.
Так вот, устанавливали свет – и начиналось. С ума сойти, что такое эта работа. Просто с ума сойти. Что важно понимать. Все на свете имеет свой алгоритм. Сначала необходимо выбрать соответствующий текст.
Иван для начала, безусловно, взял бы «Сказание о сэре Ланселоте и королеве Гвиневре». Этот средневековый бред, по его мнению, нуждался в тщательном редактировании и отчасти даже в переписывании, дописывании и додумывании. Более бестолкового сказания свет не видывал, и давно пора было внести ясность в эту историю о прелюбодеянии и Чаше Грааля.
Гвиневера, Гуиневра, Гиньевра, Гуанамара, Гиневра, Гвиневир, Гиновер, Гвенхуивар, Гвенифар, Женьевер, Джиневра, и так далее, и тому подобное. Левкин с детства знал все имена королевы наизусть. И ни одно из них ему не нравилось.
Возможно, Гвенхуивар стала бы слабенько возражать. Или, скорее, робко вопрошать.
«Что вы делаете, Иван, – проговорила бы она, безвольно опустив худенькие руки вдоль своего тоненького, кое-где покрытого темненьким пушком тела, – что вы делаете?!» – «Разоблачаю вас, – ответил бы Иван тогда, – разоблачаю». – «Но зачем, – прошептала бы она, послушно усаживаясь на кровать, – зачем у вас в руках большие красные ножницы?»
