Угорская вяло подчинилась.
Теперь девочки сидели рядом, плечом к плечу. Им шло друг от друга тепло, рождающее доверие.
– У тебя есть лучшая подруга? – тихо спросила Орланова, как о чем-то тайном.
– Не знаю… Нет, – вдруг убежденно произнесла Угорская.
До недавнего времени лучшей подругой ее была Ткачук. Они сидели за одной партой с первого класса и на переменках ходили вместе. Но в этом сентябре Ткачук ни разу не позвонила, не позвала гулять и в промежутках между уроками прибивалась к другим девочкам.
Угорская вдруг поняла, что осталась совсем одна. Как это она целых две недели этого не заметила? Раньше она смертельно страдала бы от обиды, почувствовав себя в изоляции, без подруг, а сейчас ей так долго было все равно, даже хорошо одной.
– Давай с тобой будем дружить? У меня здесь тоже никого нет, – шептала новенькая, оставив свою деловитую важность. – Давай будем самыми главными подругами на всю жизнь, я еще там загадала, что в Москве у меня появится лучшая подруга. Ты как, хочешь?
– Да, – даже не вымолвила, а кивнула Угорская, как бы нечаянно согласившись.
– И знаешь, я тоже решила, что буду литературоведом, даже папе уже сказала. Он посоветовал испаноязычной заняться. На испанском в стольких странах говорят! А ты какой литературой будешь заниматься?
– Советской, русской, – втягивалась в откровенный разговор Угорская.
– Да ну-у, советской… Папа сказал, что социалистический реализм – скука смертная…
Угорская имела весьма туманные представления о социалистическом реализме, а если сказать честно, вообще никогда не задумывалась над смыслом этого словосочетания.
– Я не социалистическим реализмом заниматься буду, а литературой. Нашей литературой.
– Ну, куда ж от этого денешься, – умудренно вздохнула Орланова.
Как бы то ни было, теперь их связывало общее литературоведческое будущее. Но активной, деятельной Орлановой и этого показалось мало для духовного оформления дружеских отношений навечно. Надо было закрепить договор о дружбе каким-нибудь впечатляющим, мистическим актом:
– Давай теперь расскажем друг другу самые главные тайны. О которых никому никогда нельзя. И будем вместе хранить их.
Орланова и не заметила, что девочка, выбранная ею в лучшие подруги, промолчала. Новенькая уже упивалась счастьем обретенной дружбы и к чужим чувствам сделалась совершенно глухой:
– Вот слушай, я тебе свои тайны расскажу. Первая. Чтобы ты потом не стеснялась.
Она набрала побольше воздуха и решительно начала:
