Без инструментов было почти невозможно отколоть приличный кусок, так что Сесилия с Сарой решили (ну, то есть Сесилия решила) купить сувениры у предприимчивых местных жителей, разложивших тряпицы с товарами тут же поблизости. Капитализм воистину торжествовал. Можно было купить булыжник любого вида, от серых осколков размером со стеклянный шарик до огромных глыб с сохранившимися граффити.
Сесилия не помнила, сколько заплатила за серый камешек, который, судя по виду, могли подобрать на любом газоне перед домом. «И вероятно, так и было», – заметила Сара, когда они вечером уезжали на поезде из Берлина. И они посмеялись над собственной доверчивостью, но, по крайней мере, почувствовали себя причастными к истории. Сесилия спрятала свой осколок в бумажный пакет, надписала его «Мой кусок Берлинской стены» и, вернувшись в Австралию, бросила в коробку с прочими сувенирами: картонными подставками под бокалы, проездными билетами, меню, заграничными монетками и гостиничными ключами.
Теперь Сесилия жалела, что не уделила стене больше внимания, не сделала больше фотографий, не запомнила больше баек, которыми могла бы поделиться с Эстер. Собственно говоря, из той поездки в Берлин ей лучше всего запомнились поцелуи с симпатичным молодым немцем-шатеном в ночном клубе. Он все время вылавливал из своего бокала кубики льда и водил ими вдоль ее ключиц. Тогда это казалось Сесилии невероятно эротичным, а теперь – негигиеничным, да и кожа потом была вся липкая…
Если бы только она была одной из тех любознательных, сведущих в политике девушек, которые расспрашивали местных о том, каково это было – жить в тени стены. Вместо этого она теперь могла поведать подрастающему поколению только о поцелуях и кубиках льда. Конечно, Изабель и Полли с огромным удовольствием послушали бы и про это. Или только Полли. Изабель, вероятно, уже вошла в тот возраст, когда отвращение внушает сама мысль о том, что ее мать могла с кем-то целоваться.
Сесилия внесла строчку «Найти кусок Берлинской стены для Э.» в список дел на день: в нем значилось двадцать пять пунктов и для его составления она пользовалась специальным приложением на айфоне. Примерно в два часа пополудни она отправилась на чердак – искать свой кусок истории.
«Чердак», пожалуй, было слишком громким наименованием для кладовки под крышей. Чтобы туда попасть, нужно было выдвинуть вниз лестницу из люка в потолке.
Наверху она не могла бы привстать с коленей, не стукнувшись головой. Джон Пол наотрез отказывался туда лазать. Он страдал жесточайшей клаустрофобией и ежедневно пешком поднимался до кабинета по шести лестничным пролетам, лишь бы не пользоваться лифтом. Бедняге частенько снились кошмары, будто он заперт в комнате, стены которой сдвигаются. «Стены!» – выкрикивал он и просыпался весь в поту и с диким взглядом. «Тебя в детстве не запирали в чулане?» – спросила его как-то Сесилия. От его матери вполне можно было ожидать чего-то такого, но он заверил, что ничего подобного не было. «Вообще-то, в детстве Джону Полу никогда не снились кошмары, – сообщила Сесилии его мать, когда та спросила ее. – Он прекрасно спал. Может, ты кормишь его на ночь слишком жирной пищей?» Сесилия уже привыкла к его кошмарам.
