– Я запирала, – сказала Елена, – и больше сюда не заходила.
Все замолчали, потому что, действительно, деваться гриму было некуда. Шофер Женя внимательно осмотрел замок и сообщил:
– Вроде нормально, никто не трогал.
Лена заплакала, режиссер попросил Анну Николаевну выйти в коридор.
– Вы поняли?
– Что?
– Кто взял грим?
– Нет.
– Это, конечно, только предположение, но… подумайте. Не как этот «кто-то» вытащил грим из ящика, не как проник в комнату… Это технические моменты. А просто, кому это могло быть нужно? Ведь грим не имеет ценности, он не нужен ворам. Значит, взял тот, кто заинтересован сорвать премьеру, кто хочет навредить нам.
– Театру?
– Всему театру, вам лично, Елене лично.
Анна Николаевна задумалась.
– Я таких людей не знаю.
– Хорошо, но, согласитесь, поступок бессмысленный… Детский.
Анна Николаевна помолчала немного, потом тихо сказала:
– Спасибо, – и вернулась в гримерку.
– Леночка, я ничего пока плохого не хочу сказать, у Лики были ключи?
Елена долго звонила, что-то говорила в замочную скважину, но Лика даже не шелохнулась. Несмотря на то что первый звонок застал ее, как назло, по дороге из кухни в прихожую. Как шла, так и замерла: на одной ноге, на полушаге, чувствуя в полутора метрах, за тонкой дверью, чужое дыхание.
Некоторые не умеют замирать по-настоящему. То есть замрут, но дышат или сопят. Или сглатывают. Так или иначе выдают себя. Но Лика умела превращаться в крокодила. Это был ее коронный номер. В точности как по телевизору: надо замереть, превратиться в корягу, а потом раз – и решительный бросок. Дедушка покатывался со смеху, а бабушка говорила, что, если так надолго замирать, потом не отомрешь. Ничего. Отмирала. Зато никто так больше не умеет.
– Как ты это делаешь? – удивлялась Елена.
Как, как! Это вам не на сцене кривляться, чувства изображать! Нужно просто представить, что ты крокодил. Почувствовать ледяную кровь, медленное биенье сердца, пустой взгляд. И вот – внутри уже холодно, мозг не думает о всяких мелочах.
– Лика, прошу тебя, открой, пожалуйста. Я просто хочу поговорить.
И она стала говорить, потом зашуршала бумага, видимо – оставляла записку. А потом она ушла, но недалеко: шаги сразу замерли, может, на этаж ниже. Детский сад. Лика и не думала отмирать. Каблуки застучали снова, показалось даже, что Елена приникла ухом к двери и стала слушать дверь, как врач слушает грудную клетку. Она словно чувствовала, что Лика рядом, и понимала, что время от времени ей нужно дышать. Но коряги и крокодилы не дышат. Вернее, крокодилы, конечно, как-то дышат, но все равно этого не видно. Потому что у них нет мыслей и есть конкретная цель. А если у человека есть цель, то можно вообще не дышать.
