– Вот именно. И он понимает, что вы это как-нибудь сообразите. И что же он делает? Ну же, сэр, – на Фокса напал пыл красноречия, – спросите меня, что он делает.
– Что?
– Морочит голову и изобретает ложный мотив. Догадывается, что убедить вас непросто, и спешит произвести хорошее впечатление. Насчет юной леди не скажу: в сговоре она с ним или нет, – но ведь может тоже прибежать с подобной сказкой: «Пожалуйста, не арестовывайте его – арестуйте меня. Я ничего не совершила, но вы пощадите моего приятеля!» – Голос Фокса взлетел до пронзительного фальцета, и теперь в нем звучало презрение.
Губы Аллейна дернулись, и он поспешно закурил.
– Как-то вы сразу перестроились, – мягко произнес он. – А еще утром пичкали меня историями о Сейдже, Бэнкс и Робертсе.
– Было дело, сэр. Но и тот тупичок надо было исследовать. Бойз этим занялся, и теперь с тупичком все ясно.
– Увы. Давайте выкладывайте, что нового.
– Бойз прижал Робинсона, и тот воскликнул: «Ахинея!» Наши лихие большевики понятия не имеют, кто укокошил О’Каллагана. Заявил, если бы они имели к этому отношение, он бы что-нибудь да слышал. Робинсон говорил об этом с Какаровым, и тот сказал, что для него новость о смерти О’Каллагана была как гром среди ясного неба. Робинсон уверен, что если бы преступление совершил кто-нибудь из них, то они сидели бы тише воды, ниже травы, а не торжествовали во всеуслышание. А теперь рады-радешеньки, но невинны словно ангелы.
– Замечательно! Все хлопают в ладоши в детском умилении. А что он говорит о докторе Робертсе?
– Я спрашивал. Им не много известно. Его считают как бы чужаком. Даже думают, будто он, как у них принято выражаться, «ненадежный». Робинсон подозревает, уж не из наших ли он людей. Помните, Марк Баркер выпустил несколько брошюрок по поводу стерилизационного законопроекта? Они за него ухватились. Вот доктор и заинтересовался.
– Разумеется, – согласился Аллейн.
– По виду некоторых сынов Советов, – продолжил Фокс, – я бы сказал, что они пострадали бы первыми. Доктор увидел одну из таких брошюрок и отправился на собрание в Ленинский зал – надеялся, что они продавят закон. Робинсон вспоминает, что он постоянно приставал к ним и требовал возобновить обсуждение.
– С этим ясно: все вполне логично и соответствует характеру Робертса. С его взглядами на евгенику ему сам Бог велел поддержать стерилизацию. Не надо быть красным, чтобы понять, что к чему. Похоже, Робертса привлекли, чтобы все запутать.
