январь 1989, Москва
За окном — волшебная рождественская сказка.
Во мне — бездонная чёрная пустота.
Мы приезжаем с бабушкой на дачу и от «нечего делать» идём к её родственникам, которые живут здесь круглый год в небольшом стареньком деревянном домике за железнодорожным переездом.
И вот мы сидим за столом, моя бабушка рассказывает про похороны мамы, а бабушка Шура разливает чай из самовара, потом достаёт пряники и, после многочисленных вздохов, тоже начинает делиться с нами последними новостями.
Я думаю о маме и почти ничего не слышу, возвращаясь в реальность лишь в конце её речи:
— Вчера вот отмечали девять дней соседу, — баба Шура показывает рукой в окно на дом слева. — Внезапно умер. Сердце… А так всё — по-старому…
Я не знаю её соседей. Ни слева. Ни справа… Но мне жаль. Не соседа жаль. Его родных. Он теперь проснулся во сне. А они этого не знают, переживают, плачут, считают, что он действительно умер.
Я думаю о маме: как она там? Как теперь мне жить здесь без неё? Вообще, зачем люди здесь живут? Чтобы уйти туда? В сон? Они же из него и приходят. Из сна. Зачем они сюда являются? Во сне нет такой боли, как здесь. И можно мгновенно делать и получать всё, что угодно. А здесь — нельзя. Даже чтобы добраться до дачи, сначала нужно дойти до метро, потом доехать до вокзала, купить билет на электричку и снова ехать, ехать, ехать… Здесь всё сделано кем-то слишком сложным, запутанным. Мир — огромный загадочный лабиринт. Человека забрасывают в него из сна, как слепого котёнка. Он рождается, и ему нужно учиться жить по земным правилам — ходить, говорить на каком-то языке, закончить школу, институт, работать, чтобы зарабатывать деньги для подкормки своего тела и так далее… Зачем это всё, если, рано или поздно, но итог — одинаков для всех — возвращение в сон?
Внезапно на кухне, где мы сидим, появляется туман. Он молча проникает сюда извне, с улицы, беспрепятственно проходя сквозь стены, оконные стёкла. Он стелется по столу, обнимая самовар, подползая ко мне всё ближе и ближе. Он поглощает в себя всех, кто здесь присутствует, и я уже не вижу их лиц. И вот он добирается до меня…
