Не спрашивая, откуда Грэгу известна фамилия начальника лагеря, Кавээн вкратце объяснил ситуацию, которая сводилась к тому, что лагерное начальство отказывалось эвакуировать лагерь.
Григорий Абрамович задумался. Потом приказал нам ждать – точно так же, как ростовский майор своим «гвардейцам», и пошел совещаться о чем-то с командиром московского отряда спасателей, который, как я разглядела, носил звание полковника МЧС.
О чем они говорили, мне слышно не было, мы с Кавээном лежали на траве лицом друг к другу, и вскоре к нам присоединился Игорек. Он был хмур, не сказал нам ни слова, лег рядом на спину и уставился в небо.
Не знаю, о чем думали Кавээн с Игорем, судя по их лицам, мысли их одолевали не особенно веселые. А меня не покидало навязчивое ощущение того, что я занимаюсь не своим делом.
Почему, скажите на милость, мы сидим, вернее, лежим здесь, когда совсем рядом бушует в лесу огонь и каждые лишние руки – на вес золота? А нас тут сидит больше ста человек, и все мы ждем неизвестно чего… Ждем, когда этот мерзавец Кузин надумает выводить людей из лагеря. Не может же он их оставить за колючкой и смотреть, как они будут метаться среди горящих бараков…
Надеяться на то, что огонь не переберется через ряды колючки, глупо. Искры летят на добрую сотню метров, за лето не было почти ни одного дождя, деревянные строения высохли и вспыхивают как порох. Одной искорки хватит, а ветер будет их снопами носить…
А я должна еще какого-то предателя вычислять среди своих, среди спасателей… Люди думают о том, как беде помочь, а я? Хожу и подозреваю всех подряд – не ты ли предатель? Не ты ли агент ФСБ? А может быть, это ты?.. Гадость, а не работа…
Мне стало жалко саму себя, и это меня немножечко отрезвило. Я давно научилась ловить себя на этом чувстве – на жалости к самой себе. Как только оно возникает – значит, что-то не в порядке в твоих делах… Нужно внимательно думать, что и как изменить в своих делах, мыслях или, наконец, представлениях о жизни. Потому что жалость – не причина, а следствие твоих же ошибок, которые ты недавно наделала.
Ну хорошо, а в чем, собственно, я ошиблась… А ты не дергайся, сказала я самой себе, сейчас разберемся. В какой момент мне себя жалко стало? Что я тогда думала, о чем? Да о том, что мне не нравится работа контрразведчика. Я даже аргументы нашла в подтверждение того, что это плохая работа. Ну, аргументы всегда находятся, когда они нужны. Обосновать можно все, что угодно, если есть внутреннее убеждение в своей правоте. Но в данном случае я обманывала себя, это я уже поняла. Не работа плохая, а контрразведчик из меня пока что никудышный. Признаваться в этом человеку всегда трудно. Вот и пыталась себя обмануть, свалить свою вину на кого-то другого, на характер работы.
