После полудня в землянку к Стрекалову пришел радист. Пока без рации. Сказал, что еще получать надо. Пришел просто так, познакомиться, узнать, нет ли каких приказаний. С порога доложил по уставу, глазами по сторонам не рыскал, глядел прямо. Ничего себе паренек, вроде крепкий, смышленый, хоть и молод. Расчет притих, глядел то на Сашку, то на паренька — его первого подчиненного. А Сашка не торопился: пускай поглядят. Было когда-то у него отделение — десять гавриков — и своя повозка для казенного имущества, было личное оружие — и опять будет. Может, даже не отделение дадут, а, целый взвод — что ж тут такого?
Стрекалов — это не какой-нибудь Уткин. У Стрекалова котелок варит будь здоров! Ему бы образования побольше! Классов хотя бы восемь, он бы и еще кое с кем потягался…
— Садись, — сказал он радисту, и тот послушно сел и продолжал смотреть на своего сержанта во все глаза: вот, оказывается, какой он, этот разведчик!
Фамилия солдата была Зябликов.
— Звать как? — спросил Стрекалов.
— Федей. А по отчеству Силыч. Силой Петровичем отца звали, товарищ сержант.
— Откуда родом, как твоя деревня называется? — продолжал расспрашивать Сашка, чувствуя, как с каждой минутой возрастает к нему уважение всего расчета.
— Из города я Борисоглеба Ярославской области. На телефонной станции работал.
— Отец-то живой?
— Писал недавно из госпиталя. Поправляется.
— Стало быть, тебя в армию по специальности взяли?
— Как призвали, так в радисты и определили.
— Это понятно. — Стрекалов солидно кивнул. — Ну, как ты в своем деле, маракуешь?
Зябликов слегка подался вперед, чтобы не пропустить какого-нибудь важного вопроса.
— В каком смысле, товарищ сержант? Сколько групп принимаю, что ли?
— Ну да.
— До восемнадцати могу.
Стрекалов удовлетворенно похлопал радиста по плечу. Смущала его только молодость радиста.
— С какого же ты года, Федор Силыч?
— С двадцать шестого. Мой-то год еще осенью забрили, а мне сперва хотели отсрочку дать. По причине грыжи. Но потом ничего, взяли…
— Так у тебя грыжа? — забеспокоился Стрекалов.
— Нету. Теперь нету. — Федя покраснел. — Она у меня с младенчества, да ничего, жил. В военкомате стали смотреть и придрались. Да вы не беспокойтесь, товарищ сержант.
— Я не беспокоюсь. — У Стрекалова немного отлегло: раз в военкомате пропустили, значит, ничего страшного. На всякий случай спросил: — Других хворей нет? Ты сейчас говори, потом поздно будет.
— Других нет. Разрешите идти получать имущество?
