— Так ты тоже не отсюда! — воскликнула она. В голосе ее было столько неподдельной радости, что мне стало смешно.
Потом музыка снова тихонько брякала, наши ноги снова выписывали сонные узоры по полу, и, обнявшись, мы тихонько раскачивались в золотисто-синем полумраке, как в собственном забытьи. Но теперь что-то изменилось — что именно, я до конца вечера так и не понял — и когда ее рука опускалась на мое плечо, а глаза, казавшиеся огромными, влажно мерцали в нескольких сантиметрах от моего лица; и когда мы сидели, прижавшись друг к другу на заднем сиденье такси, и смотрели, как блестящий капот машины раздвигает темноту и кружащийся в ней снег; и когда у входа в общежитие она говорила: «Игорь, нет. Прошу тебя, не нужно. Отпусти, нас увидят. Ну я пойду».
Позже я узнал, что сблизило нас тем вечером: почтовые переводы, от которых мы отказывались, очереди в колбасный и в хлебный отделы, зачеты, гудение газа в конфорках, самолечение, белье в ванной, полной остывшей воды, бессонница, раскаяние и кофе до звона в ушах. Но тогда, возвращаясь по заснеженной улице, я и только догадывался об этом.
Один из истопников котельной, студент пятого курса, ушел сдавать зачет — зимняя сессия шла полным ходом, — а вскоре после его ухода батареи заметно остыли. Подойдя к дверям запертой котельной, я почувствовал запах газа такой силы, словно сунул голову в духовку. Вдвоем с постовым милиционером мы выбили стекло и выломали перегородку в раме крошечного окошка; я забрался внутрь, зажимая рот и нос мокрым носовым платком, отключил газ и мотор насоса, а после сидел на снегу, ловил ртом воздух и пытался побороть тошноту.
Главный инженер Метростроя дал согласие, чтобы его шоферы измерили путь от шахты до станции и свозили землю к нам, если путь от шахты до станции окажется короче, чем путь от шахты до свалки. Вместе с шофером грохочущего самосвала, пользовавшегося каждой кочкой, чтобы хорошенько тряхнуть нас, мы измерили этот путь, и шофер сказал: «Будет тебе земля, хозяин. Засыплем твою станцию до крыши, уж ты мне поверь!» — и теперь самосвалы то и дело вползали в ворота, оглашая надсадным ревом станционный двор.
Выпрошенный мной у начальника службы сети бульдозер, проезжая по двору, своротил опору с закрепленным на ней тросом, удерживавшим в вертикальном положении вытяжную трубу котельной, и двадцатиметровая труба, развернувшись заодно с половиной кирпичного фундамента, накренилась, угрожая обрушиться на жилой дом. И снова Майстренко сидел на корточках, так, что из-под полей шляпьт не было видно его лица, и трогал пальцами неровные края обломанных кирпичей.
