Но меня мучил вопрос: куда смотрит государство? Оказывается, при Минздраве РФ функционирует Федеральный научный центр традиционной медицины. Именно здесь проходят тестирование и получают сертификаты соответствия народные целители. И те, кто не побоялся пройти сертификацию, они уж точно вреда не принесут. Их настойки и порошки проходят лабораторные исследования. В настоящий момент 50 специалистов народной медицины прошло сертификацию. Значит, только пятьдесят народных целителей могут оказывать услуги легально. А по каким документам шаманят остальные несколько тысяч представителей этого жанра? И по каким критериям вообще можно оценить заговор, приворот или снятие порчи? Ни министерство здравоохранения, ни Росздравнадзор не следят за этими чародеями. А если они и попадают в поле зрения милиции, то за свои грешки отделываются штрафом в размере 15 минимальных зарплат. В этом центре мы поинтересовались сертификатом «доктора Миронова». И действительно, они выдавали ему такой документ. Было это аж в 1997 году. Но вовсе не за его чудодейственные снадобья и колдовские чары, а за образцовое содержание офиса.
В общем, что с русским человеком ни делай, он упорно ползет к целителям и шарлатанам, отбиваясь от людей в белом. Обидно вот что. Сколько бы мы ни говорили с экранов телевизоров, из радиоприемников, со страниц газет о том, насколько опасны подобные услуги, — все без толку. Самое страшное, когда целители берутся лечить рак у детей. Стены онкоцентра на Каширке до сих пор обклеены объявлениями о «дорогостоящем, но очень эффективном лечении рака на любой стадии». И родители в отчаянии ведутся на подобные посулы, а ведь детский рак сейчас лечится очень эффективно. Жаль, что не все спрашивают об этом врачей.
С самого начала расследования деятельности Всероссийского общества глухих (далее ВОГ) и до сих пор при слове «глухие» меня начинает трясти мелкой дрожью и глаза мои наливаются кровью. И дело не в сотнях тысяч инвалидов по слуху, к которым я испытываю чувство глубокого сострадания. Дело в тех людях, которые возглавляют организации, призванные им помогать, а на деле оказываются обыкновенными воришками. Скажу сразу, что программа «Специальное расследование. Страна глухих» так и не вышла в эфир. И вот почему. Начну с конца. Мы с моим соавтором Элеонорой Васильевой решили пригласить для участия в программе главу ВОГ Валерия Рухледева. И это было огромной ошибкой. Впрочем, поступить иначе мы не могли. Логичный вопрос нашего руководства после увиденного расследования — куда же смотрит ВОГ? — потребовал бы от нас именно такого решения. Руководитель ВОГ страшно перепугался, получив наше письмо с просьбой об интервью. Мы приехали в здание на Улице 1905 года, которое, как выяснилось, было уже сто раз перепродано и ВОГу принадлежали лишь 20 процентов помещений. Сам Рухледев произвел на нас впечатление человека открытого и простого, но себе на уме. Он был, безусловно, в курсе всего, что происходило в мире глухих, и готов был даже открыть кое-какие карты. Но его во время интервью окружили слышащие. Один из них — сущая «крыса» — встревал во время нашего диалога, говорил, что на такой-то вопрос Валерий Никитич не будет отвечать, потому что мы не написали его заранее, а другие вопросы заданы просто неправильно. Раздражению моему не было предела, и «крыса» это почувствовал. А потому сыграл на опережение. По окончании интервью я пообещала, что пришлю им диск с копией программы перед эфиром, но они, не дожидаясь просмотра, написали письмо на имя генерального директора Первого канала с просьбой унять журналиста Метлину. Константин Эрнст не любил ссориться с кем бы то ни было, а потому спустил пасквиль от глухих ниже по инстанции и до урегулирования конфликта снял программу с эфира. Я рвала и метала, но собралась с силами и позвонила в ВОГ. Меня соединили с «крысой», который сообщил, что программу они посмотрели и что все, о чем там идет речь, — ложь. Да и зачем нужна эта программа, ведь глухим и так плохо живется, а тут мы еще подливаем масла в огонь. Я пыталась объяснить, что убийства трех чиновников ВОГ произошли не по моей вине и есть конкретные причины, по которым были совершены эти преступления. Но «крыса» продолжал твердить заученные фразы — все ложь, все ложь. Я упросила его назначить мне встречу с Рухледевым, дабы объясниться. И вот тут я впервые пожалела о своей порядочности. Мы отправились с Эллой на встречу к глухим и не взяли с собой не то что скрытой камеры, но даже диктофона. А встреча получилась потрясающая. Во главе стола сидел Рухледев, напротив — его заместитель — молодой, слышащий парень Игорь. «Крысу», как назло, на эту встречу не пригласили. Мы проговорили четыре часа. Они признали, что все, о чем шла речь в программе, — неприятная правда. И прежде всего это касалось криминальной составляющей. ВОГу такая программа была, конечно же, не нужна. Я предложила компромиссный вариант — смягчить обличительную ноту и отделить словосочетание ВОГ от всего криминального блока. На том и порешили. Мы с Эллой переписали некоторые тексты в сценарии и послали его в ВОГ. Причем еще на встрече я четко объяснила, что мы не будем переделывать всю программу, мы лишь сгладим некоторые острые углы. Что бы вы думали? Три недели я пыталась дозвониться до заместителя Рухледева Игоря и выяснить, прочитал ли он текст и есть ли еще какие-либо замечания. Увы, меня не соединяли ни с кем, кроме «крысы», который твердил, что ничего не изменилось и что им такая программа не нужна. Причем заявлял он это тоном хозяина Первого канала. Тем временем на стол Эрнста легло еще одно письмо от руководства ВОГа с просьбой не пускать программу в эфир. Меня вызвал на ковер один из руководителей канала, мы долго говорили о сложившейся ситуации. Он понимал, что все, о чем шла речь в программе, — чистая правда. Но, увы, у канала был подписан договор с ВОГ на сурдоперевод, именно на это и давили глухие. Мол, мы с вами друзья, а вы нас собираетесь грязью полить. Но у меня лично никаких договоров с глухими не подписано, и теперь в рамках этой книги я могу открыто рассказать обо всем, что знаю.
