Жизнь на корабле переключилась с походного на научно-исследовательский режим, который был несравненно утомительнее.
Гидрологические станции выполнялись нами через каждые 30 миль, т. е. примерно через 4 часа хода. В промежутке между станциями делали промер, причем через каждые 5 миль «Торос» останавливался для получения наиболее правильных показаний глубин. Работа выполнялась глубомером Клаузена с контролем его показаний по блоксчетчику. В моменты остановок делались также определения дрейфа судна по углу отклонения промерного троса. Работа спорилась, и только очень внимательно присматриваясь к людям, можно было заметить какое-то, если хотите, смущение тем, что «Торос», вместо того чтобы рваться к проливу Вилькицкого, измерял прозаические глубины на западе Карского моря.
— Николай Николаевич, — окликнул меня из своей лаборатории Сергей Александрович, производивший анализ морской воды, добытой ему гидрологами, — а что, лед будет виден?
— А на что он вам?
— Да как же, я второй раз уже попадаю в Арктику, а льда еще не видал. Стыдно дома рассказывать, а врать неудобно, попадешься — еще хуже будет.
Это была шутка, за которой скрывались чаяния всей экспедиции — итти туда, в лед, бороться, окунуться с головой в «арктическую романтику». Увы… ежедневные сводки с острова Диксона приносили одно и то же сообщение, что все суда, не исключая и лидеров-ледоколов, безуспешно бились в непроходимом льду, не пройдя еще и трети пути до заветного пролива Вилькицкого. Опять, как и в Архангельске, надо было вооружиться терпением.
«Торос» заканчивал уже третью гидрологическую станцию, когда на горизонте показались сначала дымок, затем черная точка. Несколько биноклей впились в идущее навстречу судно. — «Садко»! Вот тебе и работа в море Лаптевых! — посыпались восклицания со спардека. В самом деле, прямо на нас, т. е., значит, на запад, шел корабль, чрезвычайно напоминавший по первому взгляду ледокольный пароход «Садко», на котором должно было находиться почти все руководство Арктическим институтом. Корабль как будто бы даже несколько изменил курс, увидя, что «Торос» снялся с якоря, и шел явно к нам. Уже совершенно отчетливо была видна голубая марка Главсевморпути на трубе парохода, как вдруг над ней появился столб пара и над гладью моря пронесся звук парового гудка, приглашавшего нас подойти ближе. В тот же момент я разглядел в бинокль на борту судна белую надпись «Малыгин».
Получилось что-то совсем непонятное. «Малыгин» был передан на всю навигацию нашему Управлению для выполнения гидрографических работ в проливе Вилькицкого. Тяжелая ледовая обстановка вынудила пароход изменить свой план, но появление его у острова Вилькицкого было совсем загадочным. Между тем, «Торос» поравнялся с бортом «Малыгина» С обоих судов раздались крики взаимного приветствия, покрытые громким голосом в мегафон, раздавшимся с мостика парохода:
