Эти дороги проложили еще в первые годы, когда ураганный ветер не давал возможности гонять по воздуху, да и ракеты на острова не садились. Груз сбрасывали в океан в специальных контейнерах, те сразу ныряли на глубину, в тихую воду, и медленно плыли к берегу. А над ними бушевали волны, немыслимые для земных мореплавателей, огромные водовороты крутились меж островами, целые горы вздымались и обрушивались вниз, беснуясь вблизи берегов и делая навигацию поверху невозможной.
Но человек хитер. Потому человек и выжил в дикой природе, приручил ее, научился летать и, в результате, оказался здесь, за сотни миллионов километров от дома. Контейнеры не всплывали у берегов, они заходили в подводные тоннели, где их разгружали, разбирали на материал и доставляли на место. Первые базы на Ганимеде имели солидную подземную часть, и было их пять. От них разбежались по поверхности лучи дорог, потянулись гусеничные тягачи, которым ни ветер, ни бурлящие реки не страшны, начали возводиться атмосферные заводы и станции второго поколения. Словно жуки или, скорее, муравьи, выстроившись в цепочки, ползли тяжелые машины, скрежеща металлом и царапая твердый камень звеньями гусениц. Они распространяли по чужой планете наше влияние, с помощью них мы прибирали Ганимед к рукам. Это сейчас, когда атмосфера успокоилась и даже слабый ветерок — редкость, миром правят аэрокары, а древние тягачи остались, наверное, только в музеях.
Завод, что вовсе не удивительно, стоял на месте: несколько приземистых цехов, где автоматика трудится над приведением воздуха к земным нормам. И трудиться бы ей еще лет пятьсот, но каждый год разворачиваются по три-четыре новых завода. Мои внуки или даже дети смогут таращиться в голубое небо Ганимеда. Только, надеюсь, без меня. Свалю отсюда при первой же возможности. «Я хочу в космос, сэр!» вовсе не значило, что мне нравится чувствовать себя лягушкой.
Заглушив двигатель, аэрокар сел точнехонько в парковочный квадрат и подключился к заводской сети. Купол гаража опустился, отсекая нас с машиной от дождя. Я вышел на бетонит и хлопнул ладонью по капоту: минимум сантиментов, с дружком прощались ненадолго. Вокруг остро и неприветливо топорщились серые скалы. Их почти не видно за дождем, но они там. Когда-нибудь выветривание сотрет базальт в пыль, новые планетологи возьмутся за изучение осадочных отложений, неведомо как образовавшихся на маленькой планетке, которая и атмосферу-то без посторонней помощи удержать не может. Ученые с Альфы Центавра, ящеры с зеркальными глазами или шестикрылые разумные птицы — черт знает, кто там живет, люди к тому времени вымрут. Глаза у зазвездных планетологов вылезут на лоб, или что там заменяет им глаза и лбы, вот то-то будет триумф и величие человеческой мысли! Жаль, мы уже не оценим.
