Несколько людей-теней по соседству тоже прокричали нечто ободряющее. Звук их голосов не мог рассеять черноту долины, но против воли в сердце Кэма затеплилась робкая надежда.
Внизу, примерно в полутора километрах, упавшей на землю звездочкой лихорадочно тыкался в складки местности тонкий лучик света.
— Не иначе с самого утра идет, — заметил Кэм.
— Разве такое расстояние можно одолеть за один день?
— Или успеваешь за день, или кранты.
Прайс подскочил к ним, одной рукой прижимая к груди жестяную миску тлеющих углей и величаво помахивая другой редким встречным доходягам.
Туловище Джима Прайса походило на крепко сбитый бочонок, отчего при свете дня он казался полноватым. В темноте тусклое свечение углей из всего лица выхватывало только выступы скул, погружая остальные черты в глубокую тень. Из-за шрамов на подбородке, приобретенных во время последнего набега в зону ниже трех тысяч метров над уровнем моря, бородка Прайса по форме напоминала песочные часы. Его улыбка одновременно и притягивала, и отталкивала, хотя Кэм, очевидно, выглядел ничуть не лучше, потому что, бросив на его лицо беглый взгляд, Джим быстро отвел глаза.
После четырех ходок в опасную зону на смуглой коже Кэмерона Луиса Нахарро тоже высыпали ожоговые волдыри — на лбу, левой ноздре, обеих кистях рук и ступнях. Длинные жесткие волосы до плеч скрывали изуродованное ухо.
— Хватит и одного костра, — отрезал Кэм. — Другие не стоит зажигать. И не делай слишком большой. Иначе дров ни черта не останется.
— Он расскажет нам, как уберечься от заразы! — Прайс оглянулся на людей из своей избушки, еще раз бодро взмахнул рукой. Некоторые закивали-забормотали в ответ. И как им не надоел пафосный бред, которым Прайс кормил их всю зиму?
— Не пори горячку! Знай он секрет, заночевал бы в долине и не рисковал поломать ноги в темнотище. Забыл, что из Колорадо передавали?
— Так то ж было пять месяцев назад!
Сойер придвинулся ближе — руки прижаты к туловищу, подбородок уперт в грудь.
— Дров больше взять негде, — прошипел он.
Прайс даже не глянул в его сторону. Он плохо разбирался в мимике и жестах Сойера — куда более сдержанных, чем его собственные. Стоя лицом к Кэму, Джим пренебрежительно помахал рукой:
— Скажи своему приятелю по постельным утехам…
Сойер уложил его на землю одним хуком. Самозваный вожак рухнул как подкошенный. Чашка с углями кувыркнулась над его головой, рассыпая оранжевые метеорчики. Сойер шагнул к обидчику, барахтающемуся и дрыгающему ногами на земле, с явным намерением добавить еще. К нему с гортанным клекотом подскочила Лоррейн, загородив Джима всем телом и раскинутыми руками, неосознанно повторяя любимый жест своего хахаля.
