Листовка была на венгерском. Вот что в ней было написано:
«Венгерские солдаты! Еще в начале января мы неоднократно предупреждали вас, что после решающего поражения главных сил немецкой армии под Сталинградом вся немецкая артиллерия с вашего участка фронта отведена. Немцы отступают. Они бегут, оставляя вас в виде заслона для своего отступления.
Мы предлагали вам сдаваться в плен или уходить к себе на родину, в Венгрию. Мы сообщали вам и маршрут, по которому вам представлялась возможность беспрепятственно уходить в Венгрию, а также обеспечивали его безопасность от бомбардировок нашей авиации. Вы нас не послушали и продолжали верить немецким фашистам и их наймитам, венгерским генералам. Это уже стоило жизни более чем ста тысячам гонведов. Венгерская армия разгромлена. Еще до прорыва фронта генералы ваши сбежали, а солдаты вели сражение, и бесчисленное количество их полегло в этих боях или попало в плен. От всей венгерской армии осталось не больше сорока тысяч солдат, унтер-офицеров и офицеров, рассеявшихся по бескрайним снежным полям. Оборванные и голодные, измотанные венгерские части, как всегда, составляют арьергард для ищущих спасения в бегстве вооруженных гитлеровских банд. Вы мерзнете, вы истекаете кровью ради того, чтобы Гитлер мог продолжать терзать и грабить вашу родную Венгрию.
Венгерские солдаты! До каких же пор намерены вы проливать кровь за своего врага, за Гитлера?
Мы еще раз повторяем вам свои предложения: переходите к нам! Военный плен означает для вас сохранение жизни. По окончании войны вы будете возвращены на родину.
Тот, кто не последует нашему совету, совершит самоубийство. Каждый продолжающий воевать венгр не только погибнет сам, но еще и усугубит тяжелое положение, в котором находится Венгрия. Каждый сложивший оружие не только спасет собственную жизнь, но и приблизит час освобождения для Венгрии, приблизит завоевание независимости и свободы для венгерского народа. Мы боремся и за вас, и за Венгрию.
Командование Красной Армии».
Дважды прочитал Мартон Ковач русскую листовку. В первый раз сухо, без особого выражения. Во второй — почти декламируя.
— Что скажешь? — обернулся он после повторного чтения к Пастору.
— Давайте теперь малость вздремнем, — предложил Дюла.
— Насчет листовки скажи, — настаивал Ковач.
— Ложись спать!
Те, у кого имелись плащ-палатки, расстелили их на снегу. Кое у кого нашлись одеяла. Их развернули и укрылись по три-четыре человека.
— Спишь? — полчаса спустя спросил Пастора Шебештьен.
