О какой девушке ты говоришь? думал я. Но времени додуматься не было, потому что он закончил. «Пикок-Рум» просто взорвался, а Дейви Грин просто сидел и смотрел на свои руки.
— И раз, и два, — тихо начал Макс.
Мы все начали «Сент-Луис блюз», каждый бросил в него что-то свое, я дул в свой горн, и настало время перерыва.
Макс надел свои очки-блинкеры и подошел к парнишке. Я едва слышал его.
— Очень чисто, мистер Грин.
Правда, парнишка не слушал, потому что все еще был где-то там. Макс еще что-то пошептал и сошел с площадки. От гордости он был ростом в футов десять.
— Мы получили его, Дик, — сказал он. Верхушка лба у него светилась. — Теперь он наш.
Я выбил воду из своей трубы и попробовал улыбнуться. Получилось плохо.
Макс положил руку мне на плечо.
— Дик, — сказал он, — ты дул санитарное соло, но я все-таки тревожусь. Ты снова думал о несчастном случае, верно?
— Нет.
— Я совсем не виню тебя. Но теперь наша группа полна, усекаешь, и мы идем высоко. Поэтому, забудь о проклятом происшествии, или выговорись со мной после шоу. Я доступней. — Он улыбнулся. — Ты ведь это знаешь, не так ли, Дик?
Я молился господу, чтобы он этого не сказал. Но теперь слово сказано.
— Конечно, Макс, — ответил я. — Спасибо.
— Не за что, — ответил он и направился к Буду Паркеру. Буд был на крючке, и Макс продолжал его снабжать. Раньше это всегда казалось окей, ибо ради зелья Буд воровал бы, а может, и убивал.
Теперь я не был так убежден. Парнелли наклонился и выдул кислую ноту из клапанного тромбона.
— Милый парнишка, — сказал он. — Думаю, Макс захочет удержать его.
Так и случилось. Всеми десятью горячими пальцами мы начали делать бизнес на весьма высоком уровне. Не знаю, почему. Почему Вуди Хорман неделями умирал на сцене в Чикаго, а потом переехал на два квартала и попал в цель, словно бомба? Просто так уж получается.
Мы быстро выбрались из Зернового Пояса, сняли номера в «Хейге» в Лос-Анджелесе, и переплюнули всех после Муллигана. Тогда у всех на слуху были все больше квартеты и трио, что делало нас старомодной «большой бандой», но всем было наплевать. За месяц разошелся слух, и чтобы нас послушать, приезжали даже из Фриско.
Я мало общался с Максом и Дейви: они теперь были приятели — не разлей вода. Макс почти никогда не выпускал его из виду — но и не пренебрегал нами. Каждый второй вечер, он как всегда, появлялся наготове со своими нравоучениями. Он действительно был доступен. «Надо позаботиться о моих ребятах…» Дейви теперь был звездой нашего шоу, и Макс не слишком циркулировал. Но в любом случае, достаточно просто было видеть его. Рояль Дейви становился все лучше, но сам он становился все хуже. Каждый вечер он твердил свою историю о Салли, как счастливы они были, как сильно он любил ее, и как она получила то, что получила, и умерла. Любое настроение, что они испытали, он извлекал из ящика. И всегда все заканчивалось «Городом Слез». Привыкший безуметь на того сукина сына, что отнял ее дыхание и поместил ее под землю, он теперь в основном был просто печален, одинок, сломлен.
