Дейви не знал, как для него важно правильно ответить, но справился прекрасно. На несколько минут он отложил все свои заботы.
— Я никогда не думал об этом, — сказал он. — Это только теория.
— Подумай об этом, Грин. Подумай хорошенько. То, что делаешь ты, высоко, но однобоко. Я верю, что ты сможешь стать всесторонним. Я верю в это, потому что верю в тебя.
Он хлопнул Дейви по плечу, почти так же, как уже много лет делал с каждым из нас, и я видел, что он ударил мальчишку так же сильно.
— Я попробую, мистер Дейли, — сказал он.
— Зови меня Макс. Это короче и по-дружески.
И все закончилось. Макс прикрыл свою библию и достал скотч Катто, который обычно не любил с кем-то делить; потом он отвел парня в уголок, чтобы потолковать с глазу на глаз.
Мне следовало чувствовать себя великолепно, и в каком-то смысле я так себя и чувствовал, но что-то все портило. Я подошел к окну слегка раздышаться: тротуары были политы, испуская запах чистоты, сравнимый только с летним дождем.
— Приятный парнишка.
Я оглянулся, это был Парнелли Мосс. У него все еще была трясучка, но уже не такая, как когда-то. Тяжело понять, как можно ударять по бутылке как Парнелли, и все еще играть на горне. Тяжело понять, как он вообще остается в живых.
Он был взвинчен. А у меня не было никакого настроения.
— Ага.
— Хороший, милый парнишка. — Он приложил бокал со льдом ко лбу. Все время с похмелюги. — Макс охмуряет нового калеку.
Я промолчал: может, он отвалит.
Не помогло.
— Он хорош? — спросил Парнелли.
— Хорош.
— Бедный мистер Грин. Дик, ты слышишь? — он останется хорошим, но перестанет быть милым. Макс постарается.
— Парнелли, — сказал я настолько хладнокровно, насколько мог, — ты прекрасный горн, но это все, что я могу сказать в твою пользу.
— То-то и оно, — сказал он и улыбнулся. Мне вдруг захотелось вышвырнуть его из окна. Или выпрыгнуть самому. Я не мог сказать почему.
Он покатал бокалом по лбу.
— Хлеб наш насущный дай нам Дейли… — начал он нараспев.
— Заткнись. — Я шептал, чтобы никто не услышал. Макс напился, ему сегодня это надо. — Парнелли, слушай, ты хочешь уязвить Макса. Что ж, прекрасно, делай. Но не вываливай на меня, я ничего не хочу слышать.
— В чем дело, Дик, боишься?
— Нет. Знаешь, как я это вижу? Макс подобрал тебя, когда этого не захотела сделать даже твоя мать даже в резиновых перчатках. Ты был нуль, Парнелли. Ты был никто. А теперь ты грызешься. Тебе надо стоять перед ним на коленях!
— Ну, просто отец родной, — сказал Парнелли, глядя с настоящим изумлением. — Да я стою, стою!
