* * *
Мне с трудом удается найти слова, чтобы достаточно точно описать тот звук, что разбудил меня, когда я лежал, закутавшись в одеяло на полу возле камина. Какой странный сон посетил меня! Мне представлялось, что я встал, вышел наружу в штормовую ночь и направился в темный каменный сарай, мимо овец, сгрудившихся вместе ради тепла, с мерцающей свечой в качестве единственного поводыря.
В этом дремотном приключении я приблизился к темному входу в сарай, где лежали тела с берега. Я встал, глядя вниз на них… на фигуры бледные и безжизненные, еле видные в полутьме. Я слышал, как дождь омывает внешние поверхности стен, слышал тяжелое дыхание овец.
Самая красивая, та, что с угольно-черными волосами и чертами лица столь гладкими и нежными, лежала на верстаке. Три ее шипа мерцали очень странно, я осмелюсь сказать, почти призывно. От нее пахло сыростью и солью, и я обнаружил дрожащую руку, протянувшуюся, чтобы коснуться ее холодной и влажной лодыжки. Ах, какой озноб прошел по мне! Как странно, однако — рука не походила на мою, казалось, она принадлежит старому человеку, более морщинистая, похожая, скорее, на руку Уоткинса. И далее в том же сне я снял с нее темное и влажное платье и жадно копался в застежках и крючках, пока каждый дюйм ее холодной и бледной кожи не обнажился передо мной, освещаемый лишь мерцанием чуть теплящейся свечи и согреваемый ласками моих трепещущих ладоней.
Никогда прежде не видел я таких роскошных и красивых форм! Каким гладким был ее живот, какими круглыми бедра, какими полными и нежными ее бледные груди. Я склонился, чтобы поцеловать ее недвижный живот, и в сне лизнул языком ее бедра. Медленно я сомкнул свои губы на сморщенных кончиках ее грудей.
Это мои ли уши услышали хриплый стон, или это дождь, стекающий сквозь трещины старых стен, передразнил отклик моей недвижной любовницы? Мой рот жадно искал ее шею и поднимался все выше и выше к сердитому лицу. Никогда прежде я не видел таких темных глаз! Я лизнул плоские вершинки ее жесткой короны из гвоздей-шипов и чуть-чуть куснул один из них посередине. Ее губы были холодны, а толстый язык, который извиваясь вошел в мой рот, вкусом был как глубины океана.
Как я сказал — пронзительный, похожий на свист звук вырвал меня из моего сна.
— Великий боже, — сказал я, содрогаясь и подымаясь с пола. Озноб, охвативший меня, частью происходил из-за моего странного сна, а частью от того, что дверь дома Уоткинса стояла нараспашку, наполняя помещение сырым ветром. Я осмотрелся в комнате — никого не было видно. Я нашел фонарь, зажег его и вышел наружу.
