Кораблекрушение в Викхэмптоне - Скотт Томас

Мне часто снится холодное, изрытое штормом море и судно, мелькающее среди волн — мелькающее и сверкающее разорванными парусами — мелькающее, прежде чем гигантская глотка океана проглотит его. Мне снится бешеный топот овечьей отары, снится мягкий и леденящий поцелуй, снятся скалы, глядящие на серо-свинцовую Атлантику. Как часто мне все это снится…

Я человек медицины, ни очарован, ни устрашен сказками рыбаков, рассказывающих о море и его тайнах. Конечно, я признаю, что Атлантика может обладать предательской мощью, но вплоть до той ночи несколько лет назад я считал себя невосприимчивый к забавным предрассудкам. Поначалу я развлекался, когда рыбаки шептали о странных и удивительных созданиях, о гигантском демоне-кальмаре, о мелькнувших темным блеском русалках. Можно думать, это остатки варварского 15-го века. Что ж, когда собираются вокруг костра и говорят о странных морских огнях и о призрачных голосах утопших, я тоже признаю, что существует нечто причудливое в архаическом смысле этого слова.

Учившийся в Лондоне, я находил городок Викхэмптон тихим, если даже не сказать скучным, уголком земли. Местные жители обрабатывали как землю, так и море, и выглядели настолько довольными, насколько резонно было этого от них ожидать. Однако, временами нелегко было — то есть, без довольно многих миль путешествия — избежать ощущения изоляции. Действительно, раздумывал я, если Викхэмптон соскользнет в море, заметит ли это хоть кто-нибудь?

Местные в своем большинстве были добрым народом, хотя я и виделся им неким курьезом. Некоторые относились ко мне подозрительно и немного приняли лишь тогда, когда я научился не пробовать заменить знакомые, долгодавние народные лечебные средства своими «городскими новинками», а работать вместе с ними. Компромисс — не потеря мудрости, скажу я вам.

Что ж, стояла унылая пора зимы, когда произошло то странное событие, о котором я хочу сообщить. Дни были короткими и серыми, дождь без передышки обрушивался на нас целую неделю. Ни храбрейший, ни самый упертый в глупости не отваживались выйти в бурное море. Я уютно укрылся в своем скромном жилище, лениво заняв себя хорошими книгами и плохим бренди, когда между десятью часами и полуночью — я не могу достаточно отчетливо вспомнить время — нетерпеливый стук раздался в мои двери.

Это бы Харри Уоткинс, грубоватый и взъерошенный человек лет за пятьдесят, пастух-овцевод. Бедняга почти захлебывался от шторма, стоя у дверей и дрожа самым неистовым образом.