— Евреи не хотят принять немецкую военную помощь! Они предпочитают сдохнуть под бомбами Саддама, чем о чем-нибудь попросить немцев! А ведь говорят, что только мы можем обслуживать шахты ПВО! Вы что-нибудь понимаете?
— Для них это дело чести, тетя, — робко заметил я.
— Ах, оставь! Ты говоришь глупости! Какой такой чести, черт возьми? — Тетушка, к великому огорчению моей новопреставленной матери, не чуралась крепкого словца. — Ведь мы едем туда, чтобы помочь! Они что, предпочитают обречь своих детей на гибель? Только на этот раз не от рук немцев, а потому что немцев не позвали?! Этот народ не может обойтись без мартирологии! — грустно закончила она.
— Думаю, мои дорогие, — вставил отец, — что здесь все не так просто. Они уверены, что на самом деле с ними ничего не может случиться. Это общество уже не то, которое уничтожал дядя Фридрих.
Он поискал глазами своего отсутствующего брата, но, не найдя его, посмотрел на меня, словно я был его союзником, после чего продолжил:
— Кажется, Антон Шандор ЛаВей [28] — в кругу моей семьи не было надобности объяснять, кем был автор «Сатанинской Библии» — однажды беседовал с Менахемом Бегином [29] и вынес из того разговора убеждение, что современные евреи, принимая во внимание недюжинные способности к выживанию в условиях войны и формированию государственности, являют собой прекрасный пример сатанинского общества.
— Что ты говоришь?! — Тетушка Аделаида была удивлена.
— Именно. Только представьте себе, что в течение сорока лет можно было выиграть столько войн и так укрепить свои позиции, что никто в цивилизованном мире уже не пытается поставить под сомнение существование государства Израиль, без помощи Нечистого. Одной силы человеческого духа тут явно недостаточно! — патетически закончил он.
Я решил вмешаться:
— По-моему, отец, ты перегибаешь палку. Но я расскажу вам, что там происходит на самом деле, когда вернусь.
— Ты куда-то уезжаешь?
— Да. Фишман решил, что мы будем наблюдать за проведением операции «Буря в пустыне» с израильской стороны.
— Твой Фишман ненормальный, он ведет себя как самоубийца, — озабоченно произнесла тетя Аделаида. — Присматривай за ним, нам нужен такой человек. Он делает прекрасные снимки. Вы с ним делаете, — добавила она, видя, как у меня кусок застрял в горле.
— Самые лучшие еще впереди, — ответил я и попрощался со всеми. Это было в 1991 году.
Собственно говоря, у меня нет никаких идей насчет фотографий в Израиле. Я начал было рисовать людей, гибнущих от зарина на какой-то большой площади, но бросил. Скучно. У меня плохие предчувствия. Посмотрим, что будет дальше.