— Сэр Изамбард считает, что вам будет слишком мучительно давать показания.
Однако же сэр Айки счел разумным представить присяжным свою подзащитную с хорошей стороны. Тут нельзя было ограничиваться только свидетелями обвинения: их показания создавали слишком нелестное впечатление. Найти свидетелей для защиты оказалось нелегко: соседи Розалию не любили, к тому же и враги, и те, кто относился к ней терпимо, признались, что не могут судить о ее образе жизни. В результате удалось откопать одного лишь приходского священника. Поначалу, когда Розалия только переехала в дом сэра Генри, викарий пошел ей навстречу: его жена нанесла ей визит, а миссис ван Бир пригласили к священнику на чашку чая. Но мало-помалу — ее вульгарность и нытье действовали ему на нервы — он начал ею пренебрегать, причем отдавал себе отчет, что скудные ее пожертвования на церковные нужды имеют к этому известное отношение, и на душе у него скребли кошки. Он винил себя, что забросил ее, и еще пуще винил за случившуюся трагедию. Неважно, кто там главный виновник, но и он не имел права считать себя безгрешным, ибо в доме том явно были больны духом, а он, духовный целитель и наставник по праву и долгу, об этом не догадывался. Теперь он нелогично, однако естественно искупал свое небрежение и недостойные мысли о миссис ван Бир тем, что неимоверно ее нахваливал. Его показания о ней как о доброй христианке и любящей опекунше практически ни на чем не основывались.
Мистер Прауди был достаточно хорошо осведомлен о положении дел, чтобы не обратить на это внимание. Он подробно расспросил викария о его отношениях с миссис ван Бир и установил, что за последние месяцы они встречались все реже и реже и она даже перестала регулярно ходить в церковь. Ему почти удалось свести на нет впечатление от показаний священника, продиктованных угрызениями совести, когда процедуру нарушило непредвиденное вмешательство.
Эдвард Брайн, присяжный-фанатик, долго ждал, молясь про себя о знамении. Часы уходили, а он только сильнее запутывался, пока наконец не понял: откровение не придет Вышним произволением, тут он сам обязан что-то предпринять. Провидение пожелало, чтобы он сам обнаружил знамение; надлежит задуматься и понять, что именно от него требуется. Появление викария и безошибочно англиканская гнусавость в его голосе впервые хоть как-то связали происходящее с тем миром, в котором обретался мистер Брайн. Вот человек, который хоть и говорит с подозрительной интонацией и, вероятно, не избежал влияния папизма, тем не менее по обету слуга Божий. Тусклые глаза Брайна на мгновение зажглись: быть может, сейчас он выясняет то, что хочет узнать.
