Она нарезала хлеб и яблоки. Сыр был мягким и теплым; если намазать его на хлеб, получится вкусный ужин. Она надеялась, что Эндрю останется доволен простым угощением.
– Передать не могу, как чудесно быть здесь, рядом с тобой, в нашем маленьком доме.
Услышав голос Эндрю, Пруденс с улыбкой повернулась. Он стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку. Он был в одних брюках, и Пруденс невольно залюбовалась его мускулистым торсом. Немногие слуги могли похвастать таким прекрасным сложением, однако проведенная на ферме юность закалила Эндрю, одарив его великолепной фигурой, и Пруденс наслаждалась его сильным телом.
– Может, наш брак и начался несколько необычно, но, по-моему, нам удалось создать замечательную семью, правда?
– Правда. Садись. Кофе почти готов. Есть хочешь?
– Умираю от голода. – Глаза мужа загорелись.
Пруденс вспыхнула. Она знала, на что намекает Эндрю.
– Когда тебе нужно возвращаться в часть?
Эндрю вздохнул, присел за стол и обнял ее за талию. Пруденс поставила перед ним тарелку.
– Утром на поезд.
– Так скоро?! Ты же только что приехал! Я думала, тебя отпустили на два дня!
– Так и есть, но дорога до Плимута займет почти целый день. Давай не будем вспоминать о плохом, только о хорошем. Лучше поговорим о ребенке.
Пруденс разлила по чашкам благоухающий кофе.
– А что говорить? Ведь я его еще не видела и ничего не могу о нем сказать.
– О нем? – распахнул глаза Эндрю. – Ты уверена, что это мальчик?
– Тебя так легко провести! Откуда же мне знать?
Он поднялся со стула:
– После захода солнца стало прохладно. Подбросить в печку угля?
– Подбрось, если замерз. Хотя угля осталось маловато, а я не успела запастись. Первое похолодание в этом году.
– Тогда я лучше надену рубашку.
– Должно помочь, – улыбнулась Пруденс.
Эндрю скрылся в спальне.
– Тут все так разбросано, будто ураган сдул с тебя одежду, – засмеялся он.
– Так и было, – фыркнула Пруденс, доливая в опустевшие чашки кофе и ставя кофейник на плиту. – Принести воскресную газету? Ей уже несколько дней, да и новости невеселые, но мы могли бы почитать о чем-нибудь, кроме сводок с фронта.
В спальне воцарилась неожиданная тишина. Пруденс испугалась. Нет. Пожалуйста, только не это. Она развернулась к двери – там стоял Эндрю с листком бумаги в руках.
Записка Виктории.
– Что это?
Пруденс замерла, слыша, как колотится сердце. Она отчаянно всматривалась в лицо мужа, пытаясь понять, что он чувствует, но оно оставалось непроницаемым.
Отрицать очевидное было бессмысленно, и она перешла в наступление:
