— Андрей Алексеевич тоже считает, что пока нет оснований думать о подмене. Разве не может сборник О517 называться «Откровением огня»? Это и должна установить опись, — заявила мне библиотекарша на лестничной площадке.
— А полуустав, а количество листов?
— Ошибки при регистрации. Возможно, это был неопытный сотрудник. — Сова смотрела на меня невинно.
— И кто будет разбираться в этих ошибках?
— Один из наших лучших специалистов, — уклонилась она от прямого ответа.
— Такой же неравнодушный к «интригующим рукописям», как и вы?
Сова улыбнулась и стала совсем милой девушкой.
— Хуже. Фанатик.
— Ну тогда это должен быть сам заведующий, — сказал я наобум и, как мне показалось, попал в точку: Сова смутилась — по всей вероятности, у нее возникло чувство, что она сболтнула лишнее.
— Я вам сообщу, если что-то прояснится, — повторила библиотекарша и взялась за дверную ручку.
Я ее остановил:
— У меня еще такой вопрос: у кого был приобретен Сборник О517? Странно, что в его каталоговой карточке не указано, откуда он поступил в АКИП.
— Ничего странного, — сухо сказала Сова. — Это означает, что Сборник О517 приобретен у частного лица, не являющегося коллекционером. Прежнее местонахождение рукописи указывается в карточке, только если она относится к какой-то коллекции — такое у нас правило.
— Можно узнать, кто был то частное лицо, от кого «Откровение» поступило в АКИП?
— Мы таких сведений не даем, — услышал я в очередной раз.
ЕВЛАРИЙ
Иконописец Демьян, родной дядя игумена Захария, закрывался у себя в келье на запирку, когда писал икону. Братья знали: раз дверь его не поддается, значит, к нему нельзя, и в дверь не случали. Кто же сейчас изменил этому правилу? Оказалось, игумен пожаловал.
Демьян открыл, чувствуя душой неладное. Отец Захарий прошел прямо к столу, где лежала доска, что была в работе, бросил на нее взгляд и повернулся к иконописцу с каменным лицом.
— Ослушался все-таки. Я же тебе на образ отца Евлария благословения не дал.
— Причислен он будет. Ты и сам в это веришь.
— Будет. Но еще не причислен.
— Пишу не для нас, а для тех, кто придет за нами. Чтоб был у них его лик истинный.
«Вот ведь до чего дошло! — сокрушился отец Захарий. — Нельзя было дядьке столько воли давать».
— Ахинею несешь, брат Демьян! — напустился он на иконописца. — Разве глаза видят истинное? Глаза видят плоть.
— Разве плоть и дух отдельны? — спросил тот.
Захарий смешался: что на это скажешь?
— Умничать взялся, — укорил он иконописца. — А правила? Или, думаешь, правила не для тебя писаны? Или канон забыл? Препирательств твоих, брат Демьян, я больше не потерплю! Это я тебе как игумен говорю! Доску сжечь, кисти и краски принести ко мне в келью.
