Донос на Абакумова принес старший следователь Следственной части по особо важным делам подполковник госбезопасности Михаил Дмитриевич Рюмин. Писал он его в кабинете заведующего отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов Семена Денисовича Игнатьева, человека, близкого к Маленкову (по другой версии – в кабинете помощника Маленкова Дмитрия Николаевича Суханова).
2 июля 1951 года М.Д. Рюмин обратился с письмом-доносом на имя Сталина Он утверждал, что Абакумов сознательно тормозил расследование дела о «еврейском националисте» враче Я.Г. Этингере.
Рюмин утверждал, что по вине Абакумова не расследуются «террористические замыслы» вражеской агентуры. Михаил Дмитриевич писал в своем доносе: «В ноябре 1950 года мне было поручено вести следствие по делу арестованного доктора медицинских наук профессора Этингера.
На допросах Этингер признался, что он являлся убежденным еврейским националистом и вследствие этого вынашивал ненависть к ВКП(б) и советскому правительству. Далее, рассказав подробно о проводимой вражеской деятельности, Этингер признался также и в том, что он, воспользовавшись тем, что в 1945 году ему было поручено лечить тов. Щербакова, делал все для того, чтобы сократить последнему жизнь.
Показания Этингера по этому вопросу я доложил заместителю начальника следственной части тов. Лихачеву, и вскоре после этого меня и тов. Лихачева вместе с арестованным Этингером вызвал к себе тов. Абакумов.
Во время «допроса», вернее беседы с Этингером, тов. Абакумов несколько раз намекал ему о том, чтобы он отказался от своих показаний о злодейском убийстве тов. Щербакова. Затем, когда Этингера увели из кабинета, тов. Абакумов запретил мне допрашивать Этингера в направлении вскрытия его практической деятельности и замыслов по террору, мотивируя тем, что он – Этингер – «заведет нас в дебри». Этингер понял желание тов. Абакумова и, возвратившись от него, на последующих допросах отказался от всех своих признательных показаний, хотя его враждебное отношение к ВКП(б) неопровержимо подтверждалось материалами секретного подслушивания и показаниями его единомышленника, арестованного Ерозолимского, который, кстати сказать, на следствии рассказал и о том, что Этингер высказывал ему свое враждебное отношение к тов. Щербакову.
Используя эти и другие уликовые материалы, я продолжал допрашивать Этингера, и он постепенно стал восстанавливаться на прежних показаниях, о чем мною ежедневно писались справки для доклада руководству.
