Иуды в Кремле. Как предали СССР и продали Россию | страница 6
И как быть с теми, кого Запад не выдвигал и не выдвигает в «пастыри», но кто никогда не заблуждался, не предавал Советского Союза и по мере сил все эти годы ему служил и служит?
Нет, рано рядиться Полторанину (о других вообще не разговор!) в тогу героя и будущего спасителя Отечества…
В моей небольшой книге, несколько дополненное второе издание которой с несколько изменённым названием предлагается ныне читателю, всех наболевших вопросов не рассмотреть и не решить. Но мне представляется полезным дать свой взгляд на события 1991 года, на предшествующие им явления в жизни СССР и на наше возможное будущее. Сразу предупреждаю, что не собираюсь соревноваться с другими авторами в деле снабжения читателя ворохом «жареных» фактов и разоблачительных цифр — чтение книг Платонова, Шевякина, Мухина, Пыхалова, Кара-Мурзы и так далее, чтение той же книги Полторанина обеспечивает нас в этом отношении с избытком. Мне хотелось вскрыть причины и логику негативных процессов, в том числе — в их истоках. Ведь в 1991 году СССР удалось предать лишь потому, что его на протяжении многих лет предавали до 1991 года… Повторю: предательство было не одномоментным актом, а растянувшимся на десятилетия процессом. Это, кроме прочего, я и хотел показать. А насколько мне это удалось — судить читателю.
В моей книге есть ряд сильных выражений на грани литературного «фола». Что ж, бывают такие моменты, когда нормативная лексика бессильна выразить суть происходящего и те эмоции, которые вызваны происходящим. Иногда резкие, жёсткие, непозволительные в повседневности слова сами срываются с языка.
Например, академик Мстислав Всеволодович Келдыш, многолетний президент Академии наук СССР, предельно воспитанный человек, отличался полным отсутствием в своём словаре крепких выражений в любых ситуациях. Тем не менее в мемуарах отмечен случай, когда Келдыш, выведенный из себя волокитой в деле реализации важного и актуального проекта, позволил себе на совещании в АН высказать в немногих, но крайне выразительных словах всё, что он думал по поводу разгильдяев. Эффект оказался поразительным — те же люди сумели всё сделать максимально быстро.
В Полном собрании сочинений Ленина зафиксированы его резкие слова о том, что наши декреты — г…но, ведомства — г…но. Ну, не нашлось даже у культурнейшего Владимира Ильича иного слова для оценки «законотворчества» и «деятельности» неких пролетарских «Солонов» и «Демосфенов».
А можно ли в строго цензурных выражениях определить то, что произошло на бескрайних просторах нашей ещё не обрезанной Родины в конце 80-х— начале 90-х годов прошлого века?