Светлые аллеи | страница 60



— Пьёт народ — и дальше с лёгким надрывом объяснил — Не могу молчать.

— Да, да — очень грустно сказал заведующий, соболезнующее как-то, — Как я вас понимаю!

В глазах его была почему-то испуганная жалость.

Мы оставили свои рукописи. Фельетон прошёл, стихи взяли условно. Что нам понравилось больше всего, это то, что к нам отнеслись всерьёз. Это было приятно. Ты не какой-нибудь нищий студиоз, а творческая единица, приобщившаяся к великой тайне под названием литература. Из кабинета я вышел почему-то счастливым.

Но моё счастье продолжалось секунд пятнадцать. Я понимаю, счастье длинным не бывает, но не настолько же!

На лестнице мой литературный соратник посмотрел на меня и вдруг, нелитературно выругавшись, схватился за голову, вернее за шапку.

— В чём это ты?!

— Что? Где? — всполошился я.

— Да вот на рукаве! И здесь тоже…

Мы сообща осмотрели мой полушубок и единогласно пришли в ужас. Полушубок был в блевотине. И рукав и весь перед уделан.

— Ты с кем вчера нажрался? — ревниво спросил мой приятель.

— Ни с кем — растерялся я и тут меня осенило — Это всё бич! Он там блевал, а я его спугнул!

Я рассказал ему о встрече в вестибюле.

— А я чувствую бормотухой и перегаром в кабинете прёт, а это же от тебя. — утешал меня приятель.

— Что еще и запах есть? — окончательно побледнел я.

Тут я понял, почему заведующий вёл со мной такие странные разговоры. Потом я понял, за кого он меня принял. Хронический, несмотря на юные годы, алкоголик, измазанный в собственной блевотине и, видимо, с утра уже пьяный, припёрся в редакцию и принёс стихи о вреде алкоголизма, написанные во время приступа белой горячки. В этом было что-то сюрреалистическое. От ощущения стыда у меня ослабли ноги. Мне очень хотелось проснуться, или заснуть, одним словом уйти в другую реальность.

Но конец у этой истории оказался счастливый. Во всяком случае для меня. Когда я неверными руками открыл новогодний номер газеты — там стояли три моих стишка. А фельетона не было. Фельетон перебили. Пришёл один старый пердун — постоянный автор и принёс свою юмореску про Деда-Мороза, скучную как солома. Опубликовали почему-то её.

Но переживал я очень долго. Впечатлительный я был, как курсистка. Но потом один знакомый сказал мне, что настоящий мужчина должен быть слегка неряшлив. Или ширинка там расстегнута. Или рукав в говне. Не знаю, где он это вычитал, но я почему-то успокоился.

А след во мне эта история всё же оставила. Порой, когда я хочу кого-то осуждать или злословить, то вдруг вспоминаю этот случай, думаю, у меня же самого может рукав испачкан и затыкаюсь. И вся прелесть общения с другими испорчена. Не буду врать, что это случается часто, но иногда проскальзывает. Если бы я об этом помнил всегда, то говорить с другими людьми было бы просто не о чем.