— Это как это так «молчи»?!
Степан побагровел. Положил на стол недочищенную картошку. Чтобы не заорать, начал говорить медленно:
— Ты вот что, послушай-ка меня, Анисья Калистратовна. Сегодня я тебе советы давать зачну…
— Ну, давай, давай…
— Скажи-ка мне, голубка, что это ты про Ленку Заярову на станции народу объясняешь? За что агитируешь?
— Тебя откуда сбросило? — враз потеряла терпение Анисья. — С чего ты в бабьи разговоры полез?
— Ты, Анисья Калистратовна, не вертись!
— Так и есть: ошалел.
Она отвернулась, и тотчас же Степанов костыль со всего маху прилип к ее заду. Присев с коротким воем, Анисья обернулась к мужу и медленно повалилась на колени.
— Кого спрашиваю?! — загремел Степан.
— Из-за потаскухи!.. — жалобно запричитала Анисья. — Меня, родную жену!..
— Все понятно, — с жестким спокойствием заключил Степан и вытянул жену вдоль спины раз, другой… Анисья пятилась на коленках, а он подскакивал к ней и снова доставал ее своим костылем.
— Давай, давай… рассказывай все, что знаешь. Я тебе за все отметки поставлю, — приговаривал он. И вдруг гаркнул: — Молчать!..
Заметно ослабевший, тяжело опустился на скамейку. Отдышался.
Анисья шумно давилась слезами посреди комнаты.
— Ты все это вот как понимай, — начал он тихо. — Сегодня я, можно сказать, с тобой душевно говорю. Ясно? Язык твой поганый я давно знаю, характер твой собачий тоже уж сколько годов терплю. Кабы не ребятишки, давно тебя обратно доставил бы на тот разнесчастный мой покос. Начальство меня уважает — мне бы тройку выделили запрягчи для такого дела. Но это все кутерьма домашняя… А что касается людей, ты их не шевели. Война идет. Она еще горя навалит немало. И ты, поскольку у тебя скворечница под волосами пустая, а язык — ботало, в ихние дела не лезь. Потому что людей судить может только такой человек, у которого совесть настоящая имеется. Как, например, Александр Палыч Завьялов…
Анисья, закусив платок, все еще стояла на коленях, но Степан, распаляясь, не обращал на это внимания.
— Кто пять годов назад дал нам квартиру, когда мы женились? Макар Заяров. Кто добился третьего лета бумаги в свердловскую больницу, когда у Маньки сыпь выступила? Кто ребенка спас от смерти? Макар Заяров. А кто мне премии выписывал, пока я на главный конный двор не перешел? Все он же: Макар Заяров. У него и душа — золото, и голова как у наркома: в партком выбрали. А ты мараешь всю его семью. Агитацию против партийного большевика ведешь. Бараньи твои глаза!.. Как я с ним теперь здороваться должен, скажи? Как людям в глаза глядеть?!
