– Искренность ушла?
– Не искренность ушла, ушла норма, где предъявляется нечто, а ты реагируешь. Теперь твоя реакция запрограммирована тем, что с тобой репетируют эту реакцию. Шоу на телевидении, шоу на фестивалях. Вот этот «Черешневый лес», где тебя кормят черешней в то время, когда ее еще нет в помине и когда она стоит немыслимых денег, где ходят люди, одетые в костюмы и притворяются девятнадцатым веком, а в конце тебя ждет банкет, и весь спектакль превращается в одно из блюд.
– Сереж, а может, это старость? Может, ты по возрасту не принимаешь новой жизни?
– А тебе кажется, все естественно?
– Ну я тоже в этом возрасте.
– Ну так пусть подавятся своим банкетом, меня это не интересует. Исключения есть? Есть. Будем жить исключениями. Пока.
– Я слушала, как ты читал Бродского на днях, и получила неизъяснимое наслаждение. Будто морозный узор на стекле, будто алмазом режут что-то необыкновенно тонкое, и легко, морозно, ледяно, просто укол счастья.
– Спасибо.
– При всем упадке культуры, ты все же чувствуешь, что кому-то это надо?
– Кому-то надо.
– Ты ездишь по стране – на твои вечера ходит публика?
– Я очень редко теперь выступаю. Может, потому и ходит, и битком залы. Жанр умер, как умер драматический театр. Но однако мы играем в драматическом театре, и он еще живой. И концерты бывают. Есть интересующиеся этим.
Как жить артисту с артисткой
– У тебя была первая жена – актриса Зинаида Шарко, талантливейшая женщина. Вторая жена – талантливейшая Наталья Тенякова. Ты влюблялся в талант?
– Ив талант тоже. Может быть, и в талант, и в женщину. Я не могу судить.
– Хватало храбрости влюбиться в самых-самых?
– Я не думал об этом.
– То есть гордо шел на приступ – и сдавались?
– Мы очень много тогда трудились. И за пределы театральной жизни мы как-то даже не выходили. Все свое было.
– Одна выдающаяся актриса, вторая выдающаяся – как жить актеру с актрисой?
– Возникали проблемы, но не эти.
– Не эти, а какие – кухонные?
– Различные. Но не творческие. Мы с Зиной прожили семь лет и в период нашего брака много вместе играли, никогда не утомляя друг друга рассуждениями о том, как надо играть.
– Но вот ты считаешься актером-интеллектуалом. Актер-интеллектуал – это разве не ум или рассудок?
– Я втайне знаю, что вовсе не интеллектуал. Я не борюсь с этой точкой зрения, потому что этой ниши никто не занял и не хочет занимать. Все хотят быть Моцартами. А мне дали это место. Я его принимаю. Но про себя знаю, про свою работу актерскую, а особенно понял на работе писательской, что я, конечно, импровизатор. Роль Импровизатора в фильме Швейцера «Маленькие трагедии» очень многое открыла мне во мне. Настоящий результат для меня складывается не из осуществления плана, а из соединения подготовленного на свободе набора неясных вещей, которые ни во что еще не вылились, с некоторым покоем, расслабленностью. А потом – внезапная импровизация. Только это дает рывок. Михаил Чехов на этом стоит: создать ощущение, что сейчас будет, не знаю, что, но сейчас будет, сейчас будет. Тут вопрос, заданный в небо, и ответ, полученный мгновенно, а не путем подготовки или ступенчатого восхождения.
