С возвышенности я видела участок дороги, по которой мы с Леонардо пришли к церкви. И она напомнила мне о моем путешествии к славному городу Милану. Улицы моего городка были погружены в темноту, когда я отправилась в путь, и ворота еще были заперты, ибо я пустилась в дорогу задолго до рассвета.
Покинув отчий дом, я нашла временное пристанище в конюшне недалеко от городских стен, уютно устроившись в пустых яслях, и дождалась там рассвета. Тогда, как и сейчас, я тоже не смела сомкнуть глаз, боясь, что засну и пропущу тот момент, когда первые въезжающие в город повозки оповестят о своем появлении грохотом колес. Услыхав знакомые звуки, я смахнула сено со старого плаща, послужившего мне одеялом, и выскользнула из конюшни задолго до того, как мои товарищи по конюшне — три белых кобылы и один храпящий осел — пробудились от сна.
Хоть я и опасалась каждую минуту, что кто-нибудь опустит тяжелую руку на мое плечо и остановит меня, никто не обратил на меня внимания, когда я вышла из открытых ворот и вступила на узкую дорогу, ведущую в Милан. Да и с какой стати? Внешне я ничем не отличалась от других юношей, которые оставляют родной очаг, прельстившись соблазнами величественного города за холмами.
Однако внутри я в своем мальчишеском наряде трепетала, чувствуя себя чуть ли не голой с обрезанными волосами и в коротких штанах. Впрочем, пьянящая свобода движения медленно одолевала меня, и вскоре я едва сдерживала себя, чтобы не пуститься вскачь по дороге — так легко я себя ощущала. Даже пояс, обернутый вокруг талии под жакетом, казался мне перышком, хотя он потяжелел от флоринов, которые отец дал мне накануне вечером до того, как я отправилась в странствие.
— Тебе понадобятся деньги, — говорил он мне в те несколько минут, когда моя матушка оставила нас наедине у очага. — Твой новый мастер, возможно, потребует платить ему… а если и нет, тебе все равно понадобятся монеты, ведь плата ученику, в лучшем случае, скудна.
Он замолк и пристально посмотрел на меня.
— Неужели ты и впрямь исполнишь задуманное? Доля подмастерья не проста. Придется вставать на рассвете и ложиться глубокой ночью. Будешь выполнять самую низкую работу, какую мастер только пожелает поручить тебе, и, вероятно, пройдет немало недель, прежде чем ты притронешься кистью к панно либо стене. А если ты откажешься от тяжелой работы, тебе укажут на дверь, а для начала выпорют.
Он покачал головой и приложил руку ко лбу, и лицо его вдруг стало печальным:
