— Дино, — прошептала я своему отражению, выбрав себе имя, напоминавшее мое собственное и поэтому легко запоминавшееся. — Я Дино, в будущем великий художник, возможно, даже соперник великому Леонардо.
Произнеся эти слова вслух, я вдруг поняла, что моя мечта может воплотиться в жизнь, и мне тут же захотелось отправиться на поиски приключений. Я протянула руку за плащом, а затем, увидев отрезанную косу, изогнувшуюся, как спящая кошка, на моем покрывале, застыла в нерешительности. Я могла оставить ее в назидание своей матери, но тогда она догадается о моем преображении. И, понимая, что она наверняка пошлет моих братьев на поиски, я не могла оставить столь явную улику.
Я схватила косу, положил на ее место записку, потушила свечу и тихо спустилась по лестнице в кухню. Здесь еще тлели несколько угольков под очагом. Я помешала их, и оранжевые языки пламени жадно заплясали предо мною. Я застыла, завороженная их безостановочным движением. Затем, вздохнув для успокоения, я решительно предала огню последнее напоминание о своей женской природе.
Едкая вонь горящих волос ударила мне в ноздри, когда косу глотало небольшое, но ненасытное пламя, освещавшее, казалось, все помещение. Чуть только последние следы моего тщеславия обратились в золу и утоливший голод огонь вновь впал в дрему, я направилась в кладовую. Хотя у меня на выбор было множество соблазнительных припасов, я удовольствовалась простой пищей… небольшим хлебом и куском сыра. Я не знала, сколько продлится мое странствие, но теперь я не буду голодать.
За закрытыми ставнями кухонных окон послышалось отдаленное пение петуха, уставшего ждать и начавшего свою утреннюю серенаду до появления первых лучей солнца. Пора было трогаться в дорогу, потому что мне предстояло проделать немалый путь, прежде чем меня хватятся за завтраком, отметив мое отсутствие за столом, и начнут искать. Разумеется, я буду вынуждена подождать до рассвета, пока отворят городские ворота, и уже потом отправиться в свое странствие, но за этот час или около того, оставшийся до восхода солнца, я конечно же сумею отыскать уютный амбар, где и дождусь открытия ворот.
Я сняла засов с входной двери — к счастью, мой батюшка вставал первым, и поэтому никто не заметил, что дверь не на щеколде, — и выскользнула в ночной мрак. Слабый ветерок охладил мои неожиданно покрасневшие щеки, но не сумел замедлить быстрое биение моего сердца, когда я бросила последний взгляд на дом, где провела всю свою жизнь. Я представила его обитателей, моих родителей и братьев. Хоть я и знала, что батюшка встанет на мою защиту, я спрашивала себя, что скажут остальные, когда поймут, что я сбежала. Пожалеют ли они обо мне или же скажут скатертью дорога? И, самое главное, если я вернусь, примут ли меня под отчий кров или погонят с порога прочь?
