3
«— Самое неприятное мучить чертей только за то, что они черти…
Черт Конфеткин запомнил именно эту фразу. Правда, он не мог с уверенностью сказать, когда она прозвучала: сейчас, в этой пыточной камере, или тысячу лет назад, когда однажды утром он проснулся от ударов палок в стогу вблизи францисканского монастыря.
В самом начале допроса черту Конфеткину сломали один рог. Потом его избили ногами, правда, не сильно, потому что те, кто его пинали, пришли из соседней камеры, где, наверное, они занимались тем же самым, а потому сильно устали.
Когда копыто Конфеткина зажали между дверью и косяком, он закричал и его ударили в широко распахнутых рот… Затрещали зубы.
— Черт проклятый!
Конфеткин сплюнул осколки зубов и закричал в ответ что-то веселое и неразборчивое на старофранцузском.
— Снова улыбается, гадина! Что он там бормочет?
— Это стихи… Об извращенной любви старого короля к молоденькой пастушке. Перевести?
— И ты на дыбу захотел, да?!
Конфеткину принялись жечь свечами шерсть. Боль стала острой, буквально пронизывающей. Сознание помутилось, но упорно не уходило. Оно не растворилось в темноте даже тогда, когда черта подняли с пола и с размаха бросили на стену. Похожий на свиной пятачок нос Конфеткина едва не расплющился, из него хлынула бурая кровь.
Черт не престал улыбаться… Он, наконец-то, закончил стихи о королевской любви и принялся выкрикивать наиболее циничные выдержки из чернокнижной «Абра кара демос».
— Да заткнись же ты, сволочь! — взмолился обиженный голос за его спиной. — Ребята, вы как хотите, а я так больше не могу!
Черта свалили на пол и ударили чем-то тяжелым по голове. Когда Конфеткин пришел в себя, он понял, что его потащат за ноги по грязному и гулкому коридору. Сильно пахло паленой шерстью и плесенью. Но Конфеткин улавливал и другой запах: пронзительно свежего, майского утра с оттенками свежего сена и французского парфюма…»
4
— Леночка!..
Голос был вежливым и даже добрым.
Леночка механически ответила:
— Угу… Да?
— Что читаешь?
Леночка чуть было не ответила «Так, одну ерунду…», но мягкий голос после короткой паузы продолжил фразу:
— … На работе?
Леночка поняла глаза. Перед ней стояла Ольга Евгеньевна.
— Ой, извините!
Наверное, Леночка слегка покраснела. А еще она удивилась: всегда строгая и красивая, как рыжеволосая английская леди, хозяйка гостиницы «Евро-Националь» Ольга Евгеньевна улыбалась самой простодушной улыбкой.
Леночка захлопнула журнал. Прижимая ладошкой белый парус на обложке и вспененное, пронзительно-голубое море под ним, она потащила журнал к краю стола. Ольга Евгеньевна с интересом рассматривала едва видимые под пальцами девушки море и крохотную часть паруса.
