— Ложь! — кричит мама. — Мы ждали Клер к обеду.
Маленький господин грустно трясет головой:
— Я не стану лгать перед вами, Бог-мать. Опа даже настояла, что оплатит свой проезд бриллиантовым кольцом стоимостью двести пятьдесят тысяч, которое носила на безымянном пальце левой руки. Вот заберите его, фактически она путешествовала вполне самостоятельно. Ох, боюсь, что в этой истории мной воспользовались просто как средством транспорта, не больше.
— В таком случае пусть мне вернут бриллиантовое кольцо, — объявляет бесстрастным голосом Ален.
— Как, и вы тоже здесь? — говорит мама. — Скажите, пожалуйста, по какому праву вы подслушиваете наши цифры? С любезностями покончено, голубчик мой. Вы годны только на то, чтобы жениться, вот и ждите, когда придет ваш черед. И помалкивайте, понятно?
— Так что же, — в нетерпении спрашивает бородатый карлик, — какой счет я вам выписываю?
— Добавьте к общей сумме треугольник острием вниз, — говорит папа. — Он не обратил внимания на «стоп», у нас есть свидетели.
Губы маленького господина складываются в капризную гримаску:
— Да я же говорю вам, она делала мне знаки. Она сама так захотела, да-да!
Старший преподаватель встает. Его огромный рост нагоняет на всех страх. Папа и мама чуточку толстеют, они садятся, они верят в правосудие и совершенно спокойны.
— Ваше блямканье мне надоело, — грубо заявляет преподаватель.
Все вздрагивают.
— Пусть мне переведут, пусть переведут! — умоляет бородатый карлик, прикладывая руку трубочкой к уху.
— У меня за плечами большой опыт и большое знание человеческого сердца, — снова говорит старший преподаватель, — Короче, все вы будете осуждены. Вы, — он тычет пальцем в маленького господина, — потеряете свою собственную дочь, это отучит вас подбивать на путешествия несовершеннолетних без согласия родителей.
— У меня нет дочери, ваша честь, — извиняется маленький господин.
— Не имеет значения, — говорит преподаватель. — Тогда, значит, жену. От рака, это как раз подойдет для ее возраста.
Маленький господин тотчас скрючивается от боли на пыльном паркете.
— Это всего лишь колики, непроходимость кишечника, — стонет он, — умоляю вас, пощадите меня.
Папа начинает насмехаться, и сразу же темные одежды становятся ему слишком широки, он говорит:
— Да уж, от этого вы никак не разбогатеете!
И внезапно я просыпаюсь.
Я жду, когда молчаливая сова, раскинув огромные крылья, пролетит на бреющем полете над восьмью, стоящими в ряд кроватями в нашем зеленом дортуаре. Луиза сосет засунутые в рот пальцы.
