Дедушка номер одни рассердился:
— Послушай-ка, Жером, ты что, хочешь оказаться с больной на руках? Девицей, которая появилась неведомо откуда и, поверь мне, идет неведомо куда. Которая лишена поддержки семьи, материальной поддержки, всякой поддержки.
Папа послушался дедушки. И он любезно сказал Люлю Диаман, что хорошенько все обдумает. Люлю Диаман поняла. Она улыбнулась папе, первый раз в жизни помада у нее на губах была наложена неровно.
Они тайком распрощались, он и она. И поцеловались, и она даже подарила ему свою карточку и просила никогда никому ее не показывать.
Очень скоро она вышла замуж за банкира. Благоразумней она не стала, по-прежнему отказывалась есть, и желудок у нее сделался таким маленьким, что ей хватало одного-единственного печенья.
— В сущности, — сказал папа, — бедняжка Мадлен была не слишком-то умна.
Я выслушала папин рассказ до конца. Я по очереди шевелила пальцами — большим, указательным, средним, безымянным, мизинцем и снова большим. Я не напомнила папе про бородавку на пальце Люлю Диаман, слишком о многом он уже забыл. Я смотрела на пего, на его усталое, немного отекшее, сероватое лицо, на подбородке еще остался след от фурункула; и сказала ему:
— Знаешь, я тебя все-таки очень люблю.
Мама устроила сеанс прощения. Она твердила, по своему обыкновению:
— Я тебя прощаю, прости и ты меня.
Такова ее обычная формула. Прямо не знаешь, куда деваться. Опа стоит перед нами, глаза у нее еще горячее и синее, чем обычно; она смеется:
— Бедное мое дитя, у тебя скверная мать, нервная мать и совсем вас не любит.
Мы только вздыхаем. На этот раз мне нужно было еще просить прощения у Алена, Валери и даже у Оливье с Шарлем, поскольку я, видимо, всех их оскорбила, спрятавшись в машине. Я проделала все, что от меня требовали.
— Пойми, детка, надо пользоваться каникулами, чтобы восстановить силы, прибавить килограмм или два, если возможно, и тогда осенью, подхватив простуду, почувствуешь, как благотворен великолепный морской воздух.
— Дышите полной грудью, у-фф, это изгоняет из организма токсины, а розовые детские щеки — залог здоровья, которое вы здесь накапливаете.
— Подумайте о тех детях, что никогда не выезжают на каникулы, личики у них прозрачные, как бумага.
— На нашу долю выпало тяжкое испытание, но мы с божьей помощью его выдержим. Впрочем, самое трудное позади.
— Вера в загробную жизнь — вот, что помогает, это несомненно.
— Иначе пришлось бы руки на себя наложить.
— Я так страшусь возвращения в Париж, вернуться опять ко всем этим вещам, принадлежавшим Клер. Взять в руки платье, которое она никогда больше не наденет, косынку, флакон духов, сердце надрывается.
