– Приняла… – довольный как кот, произнес рыжеволосый карпенец.
Йошт и Борята с Горяной на руках пересекли очередную арку-врата длинного коридора, под ногами похрустывал песок и глиняные черепки, временами затхлый воздух бьет в нос, взгляд цепляется за странные письмена и узоры на стенах, свет от факелов бросает на застывших, будто каменные изваяния, духов-хранителей жуткие тени, где-то поблизости журчит вода – наверняка подземный родник. Вскоре впереди вспыхнула и стала маячить яркая точка, с каждым шагом она увеличивается в размерах. Славяне облегченно вздохнули – идти по коридорам кургана под пристальными взглядами мертвых – занятие не из приятных.
Кияк-сар не обманул, подумал Йошт, проход и в самом деле открыт. А я думал, глупый мертвяк нас или не выпустит, или отдаст в лапы степняков. Мертвые, – продолжал про себя размышлять венед, – они еще те пакостники: то приснятся под утро, то в темноте пугают почем зря…
В то же мгновение венед вскрикнул и рванул с места как ужаленный – за его спиной раздалось шипение, будто сотни огромных змей ринулись за ним. Бор лишь поморщился, взгляд упал на пугающую бледность Горяны. Он крепче сцепил зубы, и ноги, больше не чувствуя усталости, понесли его вперед.
Стеной стоит древний лес, словно сжимает небольшую опушку до крохотной полянки. В иных местах поляна походит на узкий проход между нависающими могучими стволами, двое всадников, едущих стремя в стремя, едва ли разъедутся.
В воздухе витает наравне с лесным, полным тяжелой влаги, запахом и аромат сочной степной травы. Пьянит цветочный дух, гонимый легким ветерком с далеких полей.
Неспешным шагом движется узкой лентой сотня гуннов. Опушка то сужается, то расходится вширь, деревья и кустарник не желают уступать ни пяди земли какой-то там хилой траве.
Жаркое предвечернее солнце сильно греет войлочные шлемы всадников, кожаный доспех с редкими бронзовыми пластинками, кажется, насмерть прикипел к влажной от пота коже, лишь прохладный ветерок на мгновенье дарит облегчение.
Желтые лица гуннов серьезные, напряженные, будто вытесанные из камня, ни тени бахвальства и веселья победителей. Вместо походных куплетов и похабных шуток – редкий шепот на трескучем гуннском наречии вперемешку с сопением коней. Даже острия копий и кривых сабель измазаны грязью – ничто не должно сорвать внезапный удар.
Отряд миновал порожистую речушку, едва доходившую до стремени, но такую холодную, что привыкшие к теплу и твердой земле гуннские низкорослые скакуны предпочли одним рывком преодолеть водный рубеж. Дальше, прямо за ручьем змеей убегает вдаль извилистый тракт, протоптанный гружеными турьими повозками купцов, круто поворачивает за дубовую рощу. Сразу за ним на небольшом холме гордо возвышается кумир, привечает гостей, безмолвно гласит проезжающим – здесь начинается земля славянская. От него тянутся поля, начинаются славянские веси.
